— Почему мы прячемся в этой дыре?
Отец поперхнулся.
Хотя вопрос был очевиден: чтобы получать удовольствие от того, что сидишь голым задом на холодном камне, нужно или быть мазохистом, или от кого-то прятаться.
А поговорить по душам лучше за кружкой пива, сидя в любимом кабачке…
Король Зиновий потёр лоб, закатил глаза к близкому потолку… — словом, проделал все эволюции человека, который отвечать не хочет, но понимает, что придётся.
— Видишь ли, сын, — сказал он. — Тебя собираются убить.
Глава 7
Я заржал.
Гермиона, дремавшая на моём плече, от неожиданности проснулась и придушила меня хвостом.
Смех перешел в кашель.
— В толк не возьму, что тебя так развеселило, — отец бросил на меня неприязненный взгляд. — Может быть, ты не понимаешь этимологии слова «убийство»? Так я тебе сейчас объясню…
Продолжая смеяться и кашлять, я махнул на него рукой. А потом попытался размотать с шеи василиска — чем заработал несколько новых царапин.
Пришлось оставить Гермиону в покое. Пускай себе душит.
— Если бы за каждое покушение на себя, любимого, мне давали один золотой, у меня бы уже было… Семь золотых!
Я вздохнул. Получалось не так уж и густо.
А впрочем…
Если посчитать те покушения, о которых я НЕ в курсе — ну тех, которые предотвратила Кэсси… Может, я и стал бы состоятельным человеком.
Отец всё ещё злился. Это было видно по его глазам, по жесткой складке рта, по тому, как нервно он подёргивает пальцами левой руки… Что-то мне это движение напоминало.
Рукоять пистолета!
Его рука действовала так, будто берёт пистолет и жмёт на спусковой крючок.
Я поёжился.
Или моего папашу достаточно легко вывести из себя, или… я его так допёк, что он готов пристрелить родного сына.
Второе вероятней.
Бабуля, то есть княгиня Златка, всегда говорила: тебя легче пристрелить, Максимка, чем заставить делать то, что тебе не хочется.
— Как бы легкомысленно ты не относился к моим словам, сын, советую всё же прислушаться.
— Да я слушаю, слушаю. Спасибо за заботу, и всё такое.
— Довольно странная у тебя реакция, — прорычал отец. — Ты, часом, головой не сильно хряпнулся?
Я вздохнул.
— Послушай, па… — самому стало странно, как это прозвучало. Но — слово не воробей. — Мне тоже странно, что ты обо мне заботишься. Я что хочу сказать: обходился же я без твоей заботы двадцать с лишним лет. Думаю, справлюсь и сейчас.
И вот тут он расхохотался.
Аж слёзы из глаз брызнули — из моих.
Обидно! Я пытаюсь объяснить, что уже вырос, что стал крутым, как варёное яйцо, а он ржет.
— Тебя защищали всю твою жизнь, — тихо, и как-то зловеще произнёс отец. Внезапно он перестал смеяться и стал предельно серьёзен. — Моя мать пожертвовала всем, чтобы просто дать тебе вырасти. Эта девушка, Кассандра, угробила двадцать лет жизни на то, чтобы стелить соломки там, где тебе заблагорассудится хлопнуться на задницу. Твоя бабка Леонида истребила большую часть своего клана, только чтобы ты мог жить. Твой брат Золтан пожертвовал своим здоровьем, своей молодостью для того…
— А ты? — перебил я. — Что сделал ТЫ, отец?
Он с минуту хлопал ресницами, округлив рот в почти ровную букву «о». В этот момент он до боли напоминал меня самого, от чего я разозлился ещё больше.
— Я тебя зачал, — наконец выдал он банальнейшую из родительских отмазок. — Я дал тебе жизнь. Только за это ты должен благодарить меня каждый день.