— Ладно, трать мое время, мне, видишь, больше нечем заняться.
— А почему у вас такой ник?
Блондинка хмыкнула.
— Чтобы всуе не поминали. Не писали писем дурацких, жалоб, на форумах не полоскали. Прекрасный способ избавиться от ненужного общения.
— А как вас тогда позвать, например?
— Кто может меня звать, тот знает, как меня звать, — блондинка отвернулась к торговцу и нырнула с головой под прилавок. Если выкинуть из ее имени иероглифы, оставалось 34vz8Р. Решил звать ее тридцать четвертой.
На рынок вышла пара сельчан со ржавыми алебардами. Один развернул свиток, откашлялся и вдруг заревел так, что слышно было, наверное, по всей Разборихе.
«Через 10 минут на торговой площади состоится справедливое и законное наказание татей, разбойников и душегубов!»
— Класс, — сказала тридцать четвертая, вылезая из-под телеги. — Это я вовремя заехала. Хочешь, могу продать тебе немного навоза.
— Зачем мне навоз?
— Ну, как знаешь. Но вообще навоз нужен, чтобы кидать в тех, кто у позорного столба.
— Обязательно навозом кидать?
— Можно чем угодно, но на всяком гнилом и вонючем параметры лучше растут.
— Какие параметры?
— Ловкость, меткость и точность.
Если бы росла сила, я бы точно возжелал купить навоза, а пока обойдусь, пожалуй.
На площади собирался радостный народ — и игроки, и местные. Не то, чтобы настоящая толпа, но прилично тут, оказывается, людей бегает. Стражники ходили, отталкивая стоявших совсем в центре, потом один начертил носком сапога на земле большой круг и велел за черту не заходить «под угрозой штрафа».
Из избы старосты показалась процессия — впереди шествовал сам бородатый хозяин деревни, облачившийся по такому случаю в официальный полувоенный зеленый кафтан. Преступника со связанными за спиной руками конвоировали вооруженные пиками крестьяне.
Папкины Штаны оказался тоже элементальным магом. Это он, значит, огненными шариками пулялся. Шел он с видом независимым и не обращал внимания на пожелания, в основном непечатные, летевшие из-за границы круга
Я посмотрел на тридцать четвертую, та вытаскивала из инвентаря пахучие коричневые неровные комки.
— Конский навоз, как раз у вояк прикупила, у огородников на него бешеный спрос. Точно не надо?
— Нет, спасибо.
Преступника привязали к толстому деревянному столбу, возвышавшемуся посреди площади. Стражники отошли, заранее пригибаясь, староста махнул рукой.
У игроков тухлятины для веселья было маловато, зато неписи старались вовсю — в сторону Папкиных Штанов полетели десятки снарядов, его рубаха, плащ, лицо, волосы вскоре представляли собой плачевное зрелище. Староста все это время читал таким же громовым, как до того у стражника, голосом список преступлений наказанного, перечислял убитых им игроков — прозвучало и мое имя
…за убийство и ограбление невинного Нимиса Динкана
Тридцать четвертая вовсю швырялась навозом — весьма метко, как мне показалось.
— Точность уже на две единицы поднялась!
Пришло сообщение о письме, я отошел к почтовому голубю. Голубь вручил мне конверт и мешочек — в письме официально сообщалось, что мне возвращают мою долю конфискованного у обидчиков. Всего четыре серебра, правда. Вернулся к тридцать четвертой, к этому моменту староста уже требовательно вскинул руку и велел прекратить обстрел.
«Кроме того указанный Папкины Штаны приговаривается к 12 часам ареста и к наказанию плетьми в количестве сорока плетей».
Превратившегося в живое помойное ведро игрока отвязали от столба, повернули лицом к нему и снова привязали. Крупный крестьянин отдал копье товарищу, скинул куртку, засучил рукава, подошел к столбу и одним движением разорвал на спине преступника и плащ, и рубаху. Потом потянул из-за пояса свернутый кольцом кнут.
Я решил, что это уж чересчур. Хорошенькие у них тут игры. Нет, я сам с удовольствием заехал бы этим Штанам по зубам, но всему должен быть предел. Повернулся, чтобы уйти.
— Не торопись, — сказала тридцать четвертая. — Наблюдение за наказанием может поднять параметр Дух. А его трудно качать.
— Мне неприятно на это смотреть.
— А… ну тогда тебе в больших городах стоит держаться подальше от района тюрьмы.
Судя по свисту и шмяканью кнута, экзекуция началась, но Папкины Штаны не издавал ни звука.
— Там, знаешь, не только кнутом бьют, но и руки рубят, и клеймят, вешают, колесуют и четвертуют. Причем если казнят — то с концами.
— Это как?
— Смертная казнь только за читерство и багоюзерство, персонаж стирается. Впрочем, после того, как казнь испытал, можно завести нового персонажа, если ты не слишком уж сильно Lesto расстроил.
— Спасибо, — сказал я. — Спасибо, что предупредила. Теперь я непременно постараюсь держаться подальше от тюремных районов в больших городах.
— Эх, — вздохнула тридцать четвертая, — этот слабак вышел из игры еще до начала порки.
— А так можно?
— Толку то! При новом заходе ты попадешь в эту же самую сцену и проживешь ее с начала до конца, пока не прочувствуешь все, что тебе положено. Даже если нового перса сделаешь, войдешь все равно сперва старым и получишь свое наказание от и до. Но при этом тебе не дадут в награду параметров, а они неплохо качаются — особенно терпеливость и выносливость. Ну, и срок заключения в два раза увеличится — этот теперь сутки должен отсидеть вместо двенадцати часов. И опять-таки, заходи-выходи хоть сто раз, учитывается только время в игре. Либо самому стирать перса и платить сто долларов за новую регистрацию… Впрочем, на таких уровнях это не так обидно. Ладно, сейчас второго приведут, может, этот покрепче будет.
Больше всего я боялся, что родители зайдут в игру до того, как это закончится. Насколько я знал маму, ей это очень, очень не понравится.
Дошел до озера, сел рядом с Срджой, который, по-моему, единственный из местных не побежал смотреть представление. Второй игрок, судя по звукам с площади, из игры решил не выходить.
Я стал думать. С одной стороны, то, что происходит — справедливо. Мне тоже было больно висеть, прибитым к березе. С другой, мир Альтраума стал казаться куда мрачнее и безрадостнее из-за того, что я только что увидел. Почему люди не могут, создавая себе игру, хотя бы в нее не тащить всякой мерзости!