Глава 4
На рассвете, когда солнце только осветило внутренний двор поверхности логова, я вышел из норы и, зевая во весь рот, стряхнул с себя оцепенение сна. Намечается отличный весенний денёк! С утра ещё подмораживает, но основную часть снега уже сдуло.
Утиные стаи утолили голод, а значит главная проблема оказалась на время устранена.
— Здравствуйте, Мартин!
— И вам здравствовать, херршер! А это ваши воспитанники? Я заметил некую вольность их поведения в вашем жилище.
— Да, они меня считают своим родителем. — не стал я пускаться в долгие объяснения.
— Бытьможет, представите нас? Я, конечно, их видел и у себя, когда вели вскрытие умерших, и тогда не стал прогонять столь любопытную молодёжь!
— Предсталю, отчго же нет. Только если квикш (язык крыс) для них свободный, то рейкшпиль они только осваивают… Вон те здоровяки — Хариб, Дейамол, Тигр, Вердр. Вон те двое Лократий и Ишарн, вон те, что на спинах первой четверки что-то грязью выводят — Лука, Воэл, Обскурий.
— Вол! — тонким голосом поправил молодой крыс, утирая нос грязными лапками.
— А я Скурр!
— Конечно! Вол и Скурр!
— О, пять сыновей Азуриана и Советники! Да вы оригинал!
— Уверяю вас, это первое, что пришло в голову, профессор.
Скурр подобрался поближе и пока мы с профессором беседовали, постучал меня по кольчужному бедру.
— Чего тебе?
— А ты возьмёшь нас в новый поход? — пропищал тот, сверкая глазками.
— Да-да! Возьми нас! Возьми! Испытай! Возьми лучших! — запрыгала вокруг малышня. Хотя, они уже конечно не выглядели той мелюзгой, как даже в начале зимы. Округлость тел спала, появилась некая угловатость и вместо мягкости, неуверенности движений стала проявляться порывистость и резкость.
— Вы их берёте с собой на ваши войны? — приподнял брови Мартин.
— Да, было дело. Надо же как-то приучать их к той жизни, что их ожидает. Осуждаете?
— Нет-нет, просто интересно! Ваша жизнь и традиции!
Я повернулся к мелким. Их глазки буравили меня, ожидая того, что я придумаю на сей раз.
— Будет и для вас испытание. Помнится, какое-то время назад я велел вам ходить к Струху, Хрезкачу и другим знающим искусство письма и перенимать его. Слышали ведь, как я говорил вам это?
— Да-а-а… — нестройно и неуверенно прозвучало в ответ.
— Вот и сейчас мы испытаем, как вы этого умеете! Эй, хромой, сбегай к Шипу и принеси от него пергамента и чернил!
— Херршер, а разве на войне писать необходимо⁈ — возмутился Тигр. — Там ведь нужна сила и ловкость! Мы должны уметь нападать! Мы должны уметь владеть клинком и копьём!
— Да-а-а! — уже стройно поддержали криками его братья.
— Ну если вы не хотите стать теми, кто будет вести войска, кто будет управлять кланом/племенем, то да, уметь не надо. А если хотите достичь чего-то большего, то вам это просто необходимо!
— Да зачем? Какая сила в этом письме, в этих свитках?
— С помощью знания письма, особенно вместе с языком ваших врагов, можно узнавать их секреты, узнавать секреты ремёсел и тайных знаний, которыми они не хотят делиться. А учёт того, что ваши люди создадут, вырастят? Если вы не будете знать, сколько у вас есть в запасе еды, копий, щитов и другого имущества, что записано на пергаменте, то как вы поведете своих воинов на войну?
Я смотрел на них и понимал, что без демонстрации тут не обойтись.
— Ладно, сейчас посмотрим. Зовите Струха и ещё несколько учеников Хрезкача. Его самого не беспокойте, ни к чему. Будем проверять силу письма.