Глава 10. Кладбище
Ядрёные сумерки покрыли мир серо-чёрным саваном, когда трамвай, наконец, остановился и динамик мрачным голосом произнес:
— Ваша остановка!
— Наша только через три, — поспорила Клара.
— Приехали. Маршрут завершен. Трамвай идет в депо.
— Но… — хотела было снова возразить Клара, однако Гоша сказала:
— Не спорь с ним, Кларисса, переубедить его еще никому не удалось.
Огни города, оставшегося позади, не справлялись с мёртвым дыханием Поганых болот, что тянулись по одну сторону дороги. Клара брела к кладбищу, освещая путь могуто-камнем. С другой стороны угрюмо темнели ветхие бараки, в которых когда-то жили люди, а сейчас они стояли покинутыми и чернели провалами разбитых окон. Яркий луч света выхватывал грунтовую дорогу, поросшую чахлой травой. То и дело в него врезались ночные бабочки и жуки, пугая и без того дрожащую Клару суматошным мельтешением.
— Тру́сы! — храбрилась она, ругая трамвайное депо.
Теряя сердце при каждом шорохе, она обзывалась «флюрограммой» и «тлёй обкусанной», чтобы хоть как-то держаться. Бабушка, когда была жива, умела ругаться от души, с оттягом. Как Иннокентий. Почему Клара не училась у неё? Сейчас бы помогло.
В душе скребли чёрные кошки плохого предчувствия и бушевала буря невысказанного негодования.
Какого чёрта именно ночью им потребовалось идти на кладбище за ниппелями? Какого чёрта вообще понадобилась эта бурда?!
Что-то в ее размышлениях выбивалось из стройной картины, маячило, жужжало навязчивой мухой, но она не могла уловить, что именно. От напряженной работы мысли она остановилась, и, когда луч могуто-камня выхватил Гошину фигуру из темноты, Клара поняла и от возмущения поставила на землю ридикюль с банкой, в которой плюхалась заряженная бурда.
— Сию секунду, Наташа! Немедленно ответь! Ведь на кладбище нет ниппелей! А? За дуру меня держишь?
Она намеренно назвала ее по имени, как делала бабушка, когда сердилась, но голос Клары сорвался на высокую ноту, и «А?» получилось истеричным, а вовсе не суровым.
Гоша тряхнула грязной матерчатой сумкой, в которой что-то звякнуло.
— Теперь есть! — и загоготала, разнося эхо по притихшим могилам.
— Какого черта тогда мы тут делаем?! Зачем тебе это?
— Не чертыхайся, дорогая. Тебе это не идет.
На плече Гоша несла толстую палку с широкой ржавой пластиной на конце — лопата?
— Пойдем, — сказала она и подняла ридикюль. — Обещаю тебе незабываемую ночь. На таком карнавале ты еще не бывала.
Клара, устыдившись своей вспышки, отобрала лопату и ридикюль и пошла рядом.
— И нечего так орать! — капризно сказала она. — Аж голова разболелась. Надо — так и скажи. Я понимаю слова.
Когда луч могуто-камня выхватил обветшалые ворота старого кладбища, она с облегчением вздохнула. Что бы там не задумала Гоша, надо быстрей все закончить и вернуться домой.
— Добрый вечер, фройлян, — произнесла вдруг темнота, и Клара поплыла, теряясь в сумрачной реальности.
— Ох, ёпт! — крепкие руки обхватили ее за плечи и встряхнули.
Выпавший из рук могуто-камень осветил снизу небритого Иннокентия, казавшегося в неровном свете коварным и притягательным злодеем.
— Ах! Это вы!
— А вы кого ждали?
— Боже, какое счастье, что это вы!
— Ээ… Хм…Я тоже рад вас видеть, фройлян.
— Ну что, идем? — спросила Гоша и пошла вперед, показывая дорогу.
Они долго плутали по едва видным тропам, сквозь кустарники, мимо пугающе-тёмных памятников, и, наконец, вышли к малозаметной, поросшей травой могиле. Гоша, нырнула в заросли травы и через минуту появилась снова, с репьем и травинками в волосах.
— Это здесь. Поторопимся! У нас мало времени.