— Не знаю, — засомневался я. — Твои не знают здешних мест, а если наткнутся на пастухов или рыбаков, без языка могут и убить кого. Нет, пусть лучше отцовы люди тут побегают. К тому же справа по берегу стоит Сторбаш, туда не пойдут, а слева есть какие-то деревни вроде. Если Эрлинг отправит туда двух-трех хускарлов, беглецы далеко не уйдут.
— И то верно, — согласился Полузубый.
Так что мы наскоро выкопали яму, сложили туда трупы да придавили сверху камнями. Потом Эмануэль придет и вырежет на камнях нужные руны, скажет правильные слова, чтоб никакой ритуал не поднял драугров близ Сторбаша.
После полудня мы вернулись в город.
И выяснилось, что отныне я должен ночевать в тингхусе, вместе с остальными, так как тащить к себе в дом двоих наймитов я не хотел. А Аднтрудюр остался там, потому как родственник. Впрочем, может, оно было и к лучшему. С Ингрид станется проснуться от ножа в боку.
Отец и Полузубый занялись хозяйственными делами, подсчитывали, сколько бритты захватили добра в лагере, что им нужно для того, чтобы пережить первую зиму. И помогал им Даг.
Кнут пока не мог встать, лежал пластом. Когда с него стянули изогнутый шлем, на его черепе обнаружили здоровую трещину. Ладно, хоть говорит и ложку держит, только голова болит изрядно. Никто и не думал, что с ним так худо, ведь поначалу ран не было видно, а шлем сразу снять не догадались. Иначе бы наймитов пустили на благодать для Кнута.
Альрик думал, как лучше поступить с кораблем Йора. Топить или сжигать жалко, продавать нельзя, и показывать другим тоже. Да и людей в хирде пока не хватало даже для «Сокола». И пока хёвдинг думал, Вепрь перетаскивал всё добро к нам, даже весла, веревки и смолу.
Эмануэль отправился в лагерь хоронить убитых и прихватил с собой Тулле. Мол, пусть поучится жреческому делу.
А я сидел в тингхусе с наймитами.
Через несколько дней, когда меня уже мутило от запаха эля и мерзких рож Ормара и Бродира, Альрик оставил приглядывать за ними других ульверов, а меня позвал в дом Эрлинга. Пришло время решать, как быть дальше.
Тощий, как высушенная сельдь, Эмануэль ходил взад-вперед по дому. Альрик, Полузубый и Даг обсуждали какие-то шкуры и шерсть. Тулле выстукивал пальцами по столу. Живодер вырезал узоры на необычно темной кости, Леофсун сидел смирно, то и дело поглядывая на ткацкий станок. Там на деревянной раме было натянуто большое полотно. Энок и Эгиль тоже пришли на правах старых ульверов, а Вепрь отказался: «Нечего попусту языком трепать. Лучше проверю лишний раз корабль. Там на „Соколе“ одна досочка мне не нравится».
Мать споро накрыла на стол и собиралась уже уйти из дома, как Рысь остановил ее и показал на ткацкий станок. Я тоже глянул и заметил снизу кожаные башмачки.
— Ингрид, пойдем! — позвала мама.
Но упрямая девчонка не откликалась, видать, еще не поняла, что ее обнаружили. Тогда встал я, схватил ее поперек живота, вынес из дому и поставил за дверью. Еле увернулся от ее пинка.
Первым заговорил Эмануэль, что никого не удивило. Собрались мы здесь по его зову.
— Тулле останется здесь, — резко начал Мамиров жрец. — Ему больше нельзя ходить необученным.
— Зачем? Ворон же его наставлял, — возразил я.
— Ворон показал ему, как разжигать огонь, делать факел и немного освещать тьму. Но этого мало. Нужно уметь тушить огонь, подкидывать дрова, знать, когда можно разжигать костер, а когда не стоит. Ему и так повезло, что не спалил себя нечаянно.