— И ему не нужно ничего отдавать Бездне в дар, как это делают жрецы. Он предан ей всей душой и телом, потому чувствует дыхание Бездны. Я бы сравнил его с влюбленным парнем, который всегда ищет взглядом свою возлюбленную. Спроси у кого другого, видел ли он ту девушку, — не сможет сказать. А влюбленный помнит каждый миг, когда хотя бы край ее подола мелькнул перед его глазами, вздрагивает от звуков ее голоса, как бы далеко она ни была, ловит каждый взгляд. Вот и Живодер так же. Не знаю, кто ему нашептал про такие узоры, как он додумался резать свою кожу, но это помогает. Например, на себе он вырезал то, что помогает ему лучше слышать Бездну. Неудивительно, что именно он завершил ритуал, хотя даже не знал о нем.
— А на мне что вырезал?
— Я не успел разобраться. Да и сам Живодер плохо понимает, что делает. Говорит, кто-то ведет его руку.
Живодер перебил жреца и выпалил длинную речь с обилием Домну. Эмануэль выслушал его, ответил на бриттском, а потом продолжил с нами:
— Вряд ли Каю будет от этих шрамов вред. Скорее, наоборот, когда-нибудь пособят. И тебе, Альрик, Живодер может помочь. Он вырежет узоры, которые будут сдерживать Бездну внутри, не давать ей волю.
— Так хёвдингу что, и сердце твари можно не есть? — спросил Эгиль.
— Если не съесть сердце твари, то мощь, дарованная Мамиром, не удержится в теле. Вот как если бы благодать была водой! Пока воды в ручье немного, он течет спокойно, неторопливо, его легко перегородить ветками и прутиками. Но когда по весне воды прибавляется, хлипкой загороди уже не выстоять, нужно класть бревна, засыпать камнями. А коли еще воды добавить, то такую бурную реку уже ничто не удержит. Сердце твари помогает укрепить плотину, удержать мощь внутри тела. А если прорвет, то человек начнет меняться и телом, и душой. И останется лишь тварь.
— Значит, что сердце твари жрать нужно, — вздохнул Эгиль. — А я то уж хотел просить и на мне чего-нибудь вырезать.
Отец увидел, как я кручу в руках ложку, нахмурился. Пришлось убрать. Надо будет смастерить себе что-нибудь вроде костяных рун, как у Эмануэля.
— Ладно, — с трудом проговорил Альрик. — Рысь, спроси, сможет он сделать так, чтобы я измененным не становился. И много ли времени займет.
Живодер расплылся в счастливой улыбке, услыхав вопрос Леофсуна, вскочил, зашел хёвдингу за спину, глянул так, потом эдак. Перестал улыбаться. Задумался.
— Говорит, сложно будет, — Рысь потряс головой, словно не в силах поверить тому, что услышал. — Говорит, что ты будешь еще усыхать, и непонятно, как и где лучше узор положить, чтобы он не исказился ненароком.
Эрлинг хлопнул ладонью по столу.
— Вот недаром мне чудилось, будто ты переболел чем-то. Поусох!
— Есть такое, — передернул плечами хёвдинг. — Я думал, что это Бездна так шалит. Может, узоры смогут и это остановить?
Выслушав слова Рыси, Живодер замахал руками.
— Нет, — пересказал его ответ Леофсун. — Это не Бездна творит! Так и должно быть.
Эмануэль сморщил высокий лоб, потер обрубленные кончики пальцев и вдруг негромко рассмеялся.
— А ведь безднов отпрыск прав. Это не Бездна и не проклятье. Это твой дар.