— Значит ли это, что граница зеленого сада — это граница, где будут территории, не нуждающиеся в восстановлении? — Дорелея медленно выдохнула и опустила раскрывшиеся в возбуждении крылья. — Неужели они зайдут так далеко? Неужели Фиалик будет разрушен? — Хранительница горестно покачала головой. Потом оглянулась, вдруг почувствовав движение за спиной, и увидела среди деревьев Виорену.
— Я слышала, приветствие армии прошло как нельзя лучше, — с улыбкой произнесла императрица, подходя к эльфийке. Дорелея шагнула ей навстречу и ответила:
— Да. Стражница внушила надежду не только эльфийскому народу, который и прежде бесстрашно и спокойно собирал силы для великой битвы, но и нашим союзникам.
— Бесстрашно и спокойно… — грустно повторила Виорена и усмехнулась как-то горько и безнадежно. Дорелея удивленно посмотрела на волшебницу и встретилась с ней глазами. — Если бы я так же могла сказать про свой народ! — словно стон вырвался из глубины её мыслей и переживаний, и она застыла неподвижно, стараясь больше не выдать своих чувств.
— Если бы вашу страну не постигло несчастье, ты бы теперь справедливо говорила так про своих воинов, которые, я не сомневаюсь, поддержали бы нас. Как поддерживали и помогали всегда, — покачала головой Дорелея.
— Нет. Несчастье не случается просто так. И дело здесь не в украденной магии. Это, скорее, последствие того, что случилось много раньше, а не причина теперешних событий, — Виорена проговорила медленно и ровно, не глядя на Дорелею. — Твой народ… О! Эльфы так гармоничны с окружающим миром, так понимают природу и магию… Они почти не утратили того первозданного состояния, которое было у эльфиолов.
— Ты ошибаешься, Виорена. Никто не может прожить, не согрешив. Свои пороки есть и у нашего народа, — возразила Дорелея, дотронувшись до руки императрицы.
— Вы не жаждете власти! Вы не жаждете богатства и славы! Нет в вашей стране ничего, что ценилось бы больше магии. А в Феррии на вершину всего был поставлен золотой телец. И это золото решало многое. Почти всё… Не для всех. Но для многих, — волшебница вдруг пронзительно посмотрела на эльфийку, словно пожалев о сказанном, и, немного помедлив, заговорила по-другому. Тихо и торжественно. — Когда-то и волшебники были такими же. Любящими мир и природу. Умеющими использовать магию бережно и без вреда для окружающих. Когда и почему это случилось, я не знаю, но искра Создателя стала угасать в наших живущих. Появились мысли и предположения, противоречащие всей природе нашего существования и, главное, природе магии. Появились новые мудрости, которые на самом деле были туманом и совершенным отсутствием мысли, но они не понимали этого! Они принимали ложь за истину, зло за добро, глупость за справедливость. Я не говорю — все. Но такие были. И их было… много, — с силой произнесла она. — Много… Когда мы утратили эту чистоту и почему? Ведь что-то же должно было послужить причиной для этого? Сегодняшний хаос — расплата за наши ошибки… Но сами эти ошибки, возможность их появления, глупость мыслей — за что?..
— Ни за что, Виорена, — твердо произнесла Дорелея, и волшебница с удивлением оглянулась на Хранительницу трона, так странно прозвучал её голос. — За любовь к нам Создателя. Низшие стихии завидуют роду живущих и делают всё для того, чтобы мы разделили их участь.
Императрица внимательно выслушала слова эльфийской правительницы.
— Это так. Но ведь можно устоять перед соблазном. А можно уступить. И это уже не зависит от низших стихий, а только от самого живого существа, — тихо сказала она.