Они дошли до небольшой беседки в южной части сада, находящейся под покоями Повелителя и Хранительницы, где можно было скрываться от всех, — никто, кроме Лакима и его семьи, не мог зайти в его комнаты и потому не мог видеть из окна происходящее здесь.
— Ты совсем утомил её тренировками… — грустно произнесла Дорелея, остановившись возле гладких стен беседки цвета слоновой кости. Внутри на скамейке лежала Сенеренталь с раскрытыми, безвольно опущенными на землю крыльями.
Мир, состоявший прежде из одной только темноволосой эльфийки с ласковыми глазами, пошатнулся и распался, вынужденный вместить в себя заботы Повелителя. Лаким вздохнул, сожалея об утраченном состоянии, и посмотрел на кхэль.
— Я не волен приказывать ей, Дорелея, — проговорил он. — Она сама решает, что ей делать. И почему-то особенно хочет изнурять себя.
— Её надо перенести в её комнату, — все ещё с печалью глядя на Сенери, сказала Дорелея.
— Конечно… — согласился Лаким. — Сколько же надо работать, чтобы не дойти до постели… — задумчиво прошептал он, поднимая книгу с деревянного пола беседки, выпавшую из рук девушки.
Дорелея поравнялась с кхэлином, и оба остановились перед лежавшей эльфийкой.
— Как странно и дико! — воскликнула Дорелея. — Самая красивая, она не достанется никому! И зачем тогда это безупречное лицо? Словно насмешка над ней — вот она, красота… Но никто не увидит её так, как может увидеть только кхэлин, искренно любящий… Никто не прикоснется к ней…
Повелитель посмотрел на Дорелею и тихо шагнул к ней, нежно проводя пальцами по её руке. Эльфийка опустила голову и глубоко вздохнула, сдерживая слезы.
— Да… — прошептала она. — Именно так…
— Не терзай меня и себя, прошу тебя, — произнес Лаким. Дорелея подняла на него глаза и пристально посмотрела ему в лицо. — Дела Создателя необъяснимы, и мы не можем знать его замысла.
С этими словами Повелитель взял Сенеренталь на руки и поднялся над землей, чтобы унести Стражницу в её комнату. Дорелея оставалась безмолвна и неподвижна, глядя прямо перед собой. Вода ручья, протекавшего за беседкой, усыпляюще шумела, и заходящее солнце золотило бегущие волны. Через некоторое время Повелитель неслышно опустился на землю позади Дорелеи и, подойдя к ней, обнял кхэль за плечи. Мир снова сжался до одной неповторимой эльфийки, прекрасных темных волос и доброго светящегося взгляда.
Стефан читал отчет о партизанской деятельности в Феррии, рядом с ним сидел его сын, тоже сосредоточенно вникая в государственные дела, когда в комнату вошла Виорена. Император и Эарлан одновременно подняли головы от отчёта и оба, не сговариваясь, едва заметно облегченно вздохнули, увидев, что настроение, в котором она выходила из покоев около получаса назад, изменилось в лучшую сторону. Все-таки это дело женщины — хранить свет, что бы ни случилось, а когда женщина пребывает в удрученном расположении духа, мужчины её семьи чувствуют себя стократ слабее от наваливающихся трудностей. Но сейчас она вернулась, снова наполненная верой в сегодняшний и завтрашний день, и оба воспрянули духом, почувствовав эту перемену.
— Как хорошо снова видеть тебя улыбающейся! — признался Стефан. В присутствии сына он не стыдился демонстрировать свои искренние чувства к его матери во многом ещё и потому, что желал Эарлану такой же счастливой судьбы — связать свою жизнь с той, с которой он сможет быть так же счастлив, как всегда был счастлив сам Стефан с Виореной.