Знаю, не дело пластик в лесу оставлять. Но так хотелось что-то такое сделать! Ну, там вдарить посильней и разнести чего-то, на кого-то наорать... нет, тут я точно знал на кого... но у меня здесь, рядом, дите непонятного виду сидело, а его как раз не хотелось пугать. Вот и пришлось хоть швырянием бутылки себя успокоить.
И все же пора было идти — думается, случившаяся хрень сама собой рассасываться не захочет, и именно мне ее придется разгребать. Для чего-то ж дед меня сюда засунул? Да и жрать, сил нет, как хотелось уже. А теперь до кучи, еще и пить...
В общем, надо выдвигаться поближе к людям.
Приятель мой к этому моменту уже все съел... каким уж образом, не знаю, потому, как объем хлеба с котлетами пузо его раз в пять превосходил... и теперь просто сидел, сложив на том пузике лапки, и то пукал, то срыгивал дымком.
— Ну, бывай, — сказал я зверю, — пойду я, ты тут не скучай.
Поднял пакет, тот, что майка, в него кинул фасовку из-под котлет... все ж псих прошел, а пакостить с трезвой головы я был не приучен... туда же отправил шорты и хотел было уже совсем с поляны уходить, как меня остановило жалобное ворчание. Мелкий же, только что сыто кимаривший на остатках тарелки, теперь выпучил на меня по котошрековски глазки и еще, кажись, слезы в них подпустив. А такому противостоять меня еще Манька отучила...
— Ты со мной, что ли хочешь? — спросил я его.
Тот вполне ясно урурукнул, что, дескать — да.
Удивляться его понятливости я уже устал, а потому, как с вменяемым продолжил объясняться:
— Так я сам не знаю, куда иду. Что там ждет меня? Может, соберутся бить, тогда драться придется, а ты вон мелкий какой, еще невзначай и тебе достанется...
Как еще отговорить зверя от не лучшей из идей, я не знал. Да и, если честно, мне самому с ним прощаться не хотелось — все ж здесь, фигурально выражаясь, он единственный знакомый мне человек.
Зверух мои сомненья просек махом и, продолжая урурукать, направился ко мне. А добравшись, дотянулся до короткой штанины и, зацепившись за нее, полез вверх. Оказавшись у края футболки, нырнул под него, в районе живота повозился, обвил меня насколько смог хвостом и затих.
— Так и поедешь? — спросил я.
Мелкий согласно угукнул и как кот довольно заурчал.
— Ну, надеюсь, ты не ядовитый... и кусаться не станешь, — больше для порядка понадеялся я.
Звереныш на мое недоверие отозвался недовольным бур-буром.
— Ну, не станешь, значит, не станешь — верю, — потрепал я его через майку. — Ну, двинули?
Получив в ответ уже почти привычный «уруру», я покинул поляну.
К примеченному началу тропы не пошел, поскольку направление ее мне не понравилось — протоптанная полоса убегала куда-то в лес, притом совершенно в обратную от виденной мною деревни сторону. Ну, ее! Блуждай по ней неизвестно где, а мне и так неизвестности хватит!
Так что направился к обрыву, благо тот показался мне не таким уж крутым.
Когда я вышел на косогор, то картина, представшая в солнечном свете, показала больший простор, чем в первом своем — сером, предрассветном варианте.
Стало понятно, что вправо все-таки поля, засаженные чем-то хлебным, и даже мельница дальше стала видна — настоящая такая, прям Дон Кихот с которой сражался!
А вот за деревней вдали раскинулись луга. Они, в отличие от начинающих желтеть полей, ярко зеленели, и туда, в изумрудную даль, по дороге брело стадо, чье протяжное «му» и «бе», кажется, даже до меня долетало.
На самом горизонте река пролегла, бликуя, как зеркалом, водой на утреннем солнце. За ней границу между небом и землей, чернеющей полосой, похоже, обозначило лесом.
Замок же... кошмар мой наяву... ничем не изменился, и даже солнышко ему не помогло — так и громоздился темным монолитом, тяжело усевшись на отроге горы.