Среди царящего безумия разыгравшейся стихии, купающейся в собственной пьянящей силе, Казимир видел и себя. Он смотрел словно со стороны, наблюдая едва различимую хрупкую, согнувшуюся под непосильным натиском, фигурку. Вокруг плавилась руда, а земная твердь трескалась, открывая широкие расщелины. Потоки огненного ветра срывали одежду и воспламеняли кожу, казалось, вырывая само естество Казимира. Вот, он поднял руку, закрываясь от потока лавы, хлынувшего прямо в лицо. Бурлящий красный цветок окутал непокорного, обнимая сжигающими в пепел лепестками. Потоки незримого ветра обрушились сверху, подхватывая останки… Но, когда волна огня схлынула… на том же месте снова стоял он, невредимый, сверля взглядом бушующий океан пламени у горизонта.
Ведун проснулся, разбуженный собственным стоном. Кажется, во сне он перевернулся на раненный бок. Запустив руку под рубаху, Казимир осторожно коснулся раны. Её края горели, отзываясь невыносимой болью при малейшем давлении. Свозь тряпку, которой было завешено крошечное оконце, уже проглядывали робкие лучики света. Свалившись спать, будто падал замертво, он даже и не подумал о том, чтобы закрыть ставни. Это было не слишком умно, сквозь окно посреди леса в дом могло проникнуть, что угодно, начиная от змеи и заканчивая не в меру любопытной аукой. Но раз ничего плохого не случилось, оставалось лишь порадоваться, что не пришлось всю ночь вдыхать ароматы ведьмовского жилища. Мало ли, что здесь хранилось? Казимир с интересом огляделся по сторонам. Сжав зубы, он подавил стон, вырвавшийся из глотки, при попытке встать. Бок нещадно саднило.
«Да, хорошо же она меня приложила. Видно, в рану попала грязь, — подумал Казимир, осторожно и аккуратно стягивая рубаху через голову. — Яда на клинке быть не могло. Это ритуальный нож, не боевой».
Беглый осмотр раны позволил сделать обнадёживающие выводы. Края кожи в месте укола уже подёрнулись бурой корочкой и начинали затягиваться, но оставлять такое на самотёк всё же было небезопасно. Кряхтя поднявшись, ведун подошёл к окну и сдёрнул занавесь. Солнце уже стояло в зените.
«Сколько же я проспал?».
Внутри избушки оказалось не так мрачно, как Казимир ожидал. Тут не хранилось мрачных атрибутов вроде потрохов невинных жертв, развешанных вместо украшений. На всех стенах, кроме той, в которой было единственное окошко, имелись заполненные до отказа полки. Глиняные горшки, деревянные ступки, шкатулки, свёртки, чего здесь только не нашлось! В достатке имелись, подвешенные на медные крючочки, различные заготовки, и назначение большинства из них ведун прекрасно знал. Взять, например, пучок сушёных лягушек. Все как на подбор коричневые — торфянки. Казимир осторожно вытащил одну из связки, рассматривая. Аккуратные, можно даже сказать филигранные надрезы, внутренности извлечены. В измельчённом виде такое мясо добавляют в похлёбки пожилым людям, чтобы почистить кровь и укрепить сердечную мышцу. Подхватив глиняную банку, Казимир осторожно встряхнул её, прислушиваясь к звуку, а затем открыл — доверху наполнена мёртвыми кузнечиками.
«Как удачно, — подумал ведун, высыпав на ладонь штук десять. — Интересно, есть у неё тут мёд?».
Исследовав недра массивного сундука, найденного под кроватью, Казимир довольно ухмыльнулся в усы. В его руках оказалась деревянная кадка, под завязку наполненная пахучим и слегка кисловатым диким мёдом. Уложив кузнечиков на дно ступы, ведун хорошенько их растёр. Затем, порывшись среди многочисленных полок, нашёл ещё два важных компонента — корень алтея и тысячелистник. В углу избушки была обустроена крошечная печка, в неё едва помещался котелок. Измельчив растения, ведун бросил их в воду, разведя в огонь, и принялся кипятить. По избушке разнёсся приятный травяной аромат. Он успокаивал и придавал силы. Казимир на какое-то время даже забыл о том, что произошло вчера, всецело погрузившись в любимую работу. Когда отвар был готов, ведун осторожно подул на него, попробовав на вкус.
«Годится», — он мысленно кивнул сам себе, вливая содержимое котелка в ступу с толчёными кузнечиками.