– То-то я смотрю, ты так прикипела к Михелю, – Гарб начал вставать с кровати, но оказался припечатанным к ней незримым прессом.
– Я предупреждаю тебя, гоблин, – полным ледяной стужи голосом сквозь зубы процедила Хиенна, – не смей больше так об этом отзываться. Я попросила о помощи, но сносить оскорбления не намерена даже от тебя.
Лицо ее пылало, а ноздри раздувались, демонстрируя крайнее негодование.
Пресс отпустил гоблина, который вдруг снова почувствовал себя маленьким и жалким. Ощущение оказалось неприятным. С тех пор как его рост изменился, ловец духов стал беспечнее. Он перестал бояться каждого подозрительного шороха, уже не следуя стародавнему гоблинскому инстинкту – убежать или спрятаться. Суккуба вдруг выдернула его из витания в облаках и сбросила обратно на землю – неуязвимым шаман не стал даже с таким ростом, и даже посох вряд ли защитит от тех, кто не боится.
– Прости, – сказала бесовка. – На меня нашло что-то… я не хотела так.
Гарб встал с кровати, испытывая одновременно неловкость, страх и нарастающий гнев. Если прямо сейчас стукнуть, то… «Не сметь поддаваться злобе!» – мысленно одернул себя жрец Бирканитры.
– Ладно, проехали, – шаман попробовал представить себя на месте девушки и смог хоть и с некоторым усилием перебороть желание ударить Хиенну посохом. – Доверять я тебе намного больше не стал, но все же попробую. Ради Михеля. Ты поможешь нам, а мы тебе. Как нам противостоять королеве?
– Я должна бросить ей вызов и сделать это в подходящее время и в подходящем месте, – грустно ответила суккуба, закрывая ладонями изумрудные глаза, в которых блеснули слезы. – Другого пути нет. Вне ритуального круга она просто размажет меня ровным слоем по стенам замка, а там ее магия будет бессильна. Когти против когтей, зубы против зубов – победит сильнейшая. Сейчас она уже в том возрасте, когда можно рискнуть.
***
Адинук похлопал лежащего дьявола по щекам, поросшим густой черной щетиной.
– Вставай, лежебока!
Муфад’ал приоткрыл глаза и, не меняя позы, передал мысленный сигнал:
– Она ушла?
– Ты про прелестницу, хотевшую тебя задушить? – уточнил темный эльф вслух. – Удалилась по своим делам, наверное. Михелю скажи спасибо.
Муфад’ал осторожно, словно не веря в чудесное спасение, потрогал шею. Обнаружив ошейник на прежнем месте, жахани всхлипнул.
– Она прелестна, как откладывающая яйца пещерная паучиха аланкабуту, – прохрипел он, снова силясь снять ошейник. – Наши как-то вторглись в Рахэн-Ди. Там на границе была сеть тоннелей, через которые решили пройти для внезапности. Всего семь таких прелестниц половину файлака отравили насмерть, пока мы сообразили, что к чему. Самые страшные потери среди наших войск за всю историю. Командующий еще удивлялся, чего это тупые пууты не пользуются такими удобными тоннелями для своих набегов. Он был среди павших в тот день.
Адинук улыбнулся, вспомнив про Милену, смирно сидящую в заплечном мешке, и напомнил себе, что пора бы ее покормить.
Монах, до сих пор задумчиво смотрящий вслед ушедшей наследнице, повернулся к сидящему дьяволу.
– Замри! – предупредил он жахани.
Муфад’ал покорно застыл, а монах резко вскинул крепкую жилистую руку, ухватился за ошейник и, шепча молитву, потянул его на себя. Металл покраснел и расплавленными каплями потек по рукам Михеля, не причиняя ему никакого вреда. Зато досталось жахани. Незадачливый дьявол сначала беспокойно заерзал на месте, а потом заверещал и дернулся, высвобождая шею, на которой красовался свежий ожог. Белесые ожоговые пятна виднелись и на груди в тех местах, куда упали капли.
– Але маю рам, ана уасси! – вместо благодарности зашипел дьявол. – Почему не заживает? Как же больно!
Михель отступил на шаг и тихо выругался сквозь зубы. Его густые темные брови взметнулись вверх над расширившимися от ужаса карими глазами. Почему так всю жизнь происходит: захочешь сделать кому-то хорошо, а получается только причинить боль? Женился – жена страдала, ушел от нее – она не стала счастливее, примкнул к компаньонам – вообще в Ад попали. «Что же я делаю не так?» – горестно подумал мужчина. – «Хиенна вот тоже странно себя ведет, как будто ей со мной плохо».
– Вот что я называю «по-настоящему припекло»! – прокомментировал Адинук. – То ли металл божественный, то ли Михель слишком правильно помолился. Кому ты там поклоняешься, говоришь?
– Извините, – взял себя в руки жахани, хотя и продолжил морщиться от боли. – Благодарю за освобождение от оков, друзья мои. Буду должен. Только больше не надо рядом со мной молиться. Это ужасно больно.
– Обращайся, – кивнул троу, от чего его длинные серебристые волосы красиво разметались по плечам.