— Уиллард, тот Уиллард, который был на Дне Рождении Люси? Раб, прятавший ошейник? Да, дети во дворе шептались об Уилларде.
Нулефер не ответила. Но Элеонора знала: молчание — знак согласия. Она нежно погладила Нулефер по взлохмаченным волосам и вытерла слёзы.
— Чего и следовало ожидать. Сестрёнка, запомни на всю дальнейшую жизнь, что я тебе сейчас скажу. Рабы и маги похожи, они никогда не стоят на одной ступени со свободными людьми или манарами. Мы — чужды им. Если они называют нас друзьями, то это обман. Уиллард, Люси — им нужна ты потому, что у тебя есть сила, связи. Пока в нашем городе были освободители, Уиллард звал тебя своей подругой, но месяца не прошло, как только они покинули город, и Уиллард предал тебя. То же самое будет и с Люси, когда она станет свободной. Те, кто родился, дабы жить в постоянном страхе, борьбе за выживание, не знают ничего о дружбе и любви. Потом и Люси забудет про тебя. А с магами ещё хуже. Для них манары — неполноценные люди, с нами можно поиграть, как с собачонкой, и бросить. Нужен тебе друг, который и раб, и маг?
Нулефер молчала, вспоминая улыбку Уилла, его обещания о том, что они всегда будут вместе. Элеонора заботливо сидела с ней.
— Каким-то образом он прознал, что ты дочь Свалоу, что ты маг-манар, наверное, подсмотрел твои забавы с водой, вот и втёрся в доверие. Ему была нужна твоя магия и деньги наших родителей, но не ты.
Элеонора легла на кровать и обняла её. Нулефер чувствовала, как сильно билось сердце Элеоноры, ей было так спокойно и тепло рядом со старшей сестрой. Резкой, порой злой, но любящей, родной, оберегающей.
— Нулефер, — прошептала Элеонора. — Кто познакомил тебя с освободителям? Я знаю, это не Уиллард. Я поняла в штабе, что он лжёт.
Сердце Нулефер на миг остановилось. Вновь стало страшно за себя и друзей. Она не отрывалась от зелёных сверкающих глаз Элеоноры. Внутренний голос шептал: «Обман, Элеонора подбирается к твоей душе». Вкус лжи был слишком хорошо изведан, кислый, противный, оставляющую лёгкую гнильцу на языке.
— Фьюи и Джина, — проговорила Нулефер, не слыша свой голос.
У неё больше не будет лжи перед родными.
— Как Фьюи и Джина связаны с отрядом? — улыбнулась доброй улыбкой Элеонора.
— Они близкие друзья Каньете. Фьюи и Джина крали у нас денег, на которые их освободят Каньете. Я тоже приносила им деньги. Каньете сделали им поддельные документы. В заброшенной шахте… мы искали тайник. Я хотела увидеть документы.
— А где сейчас документы и деньги?
— Дома, у Фьюи и Джины. Я отдала им их вещи, — прошептала Нулефер.
Элеонора крепко поцеловала её и встала с кровати.
— Я люблю тебя, сестра.
Часы тикали, совершив уже не один круг минутной стрелки, только их шаги и доносились до сознания Нулефер. «Он обещал, но он бросил меня», — слышала она слова, но не понимала, ей ли они принадлежали или Элеоноре.
«Он же раб, Уиллу не принадлежит его жизнь!», — прозвенел гром. «Мог бы сказать, куда он уезжает, — ответила ему Нулефер. — Мог бы познакомить меня с учителем, рассказать про свою жизнь телохранителя», — злилась она.
Со двора послышался пронзительный крик Люси. Неторопливыми шагами Нулефер спустилась к невольничьим домикам. Из дома Люси были выкинуты все вещи. Поверенные отца связали брыкающегося Фьюи, на коленях перед Оделлом и Ханной стояла Джина. Элеонора держала за руку Люси, которая плакала и вырывалась. Нулефер грустно вздохнула. «Неправильно, я должна была молчать».
И встала она к матери, положил голову под её руку.
Оделл вертел в руках чёрный винамиатис. Он поглядывал то на старшую дочь, то на жену, не зная, нажать ли на камень, превратившись в мучителя, или нет? Ещё никогда Нулефер не видела у отца чёрный винамиатис.
— Я доверял тебе, Фьюи, как другу! — гневно воскликнул Оделл.
— Вы мне не друг! — рявкнул Фьюи.
— Господин! — взмолилась Джина. — Можете нас убить, но пожалуйста, только сделайте это не на глазах у нашей дочери!
— И не на моих, — добавила Ханна, обняв Нулефер. — Девочка моя… Боги, они чуть не сломали твою жизнь! Сколько ты молчала! Они изувечили тебя! Морально подавили!
Нулефер не смотрела в сторону Люси, ей было плевать на всех, даже на себя. «Мир не будет прежнем, я не обрету себя», — повторяла Нулефер. Она подошла к отцу и дотронулась до его руки.