И правда, Тоширо не спускал глаз с Осами в течение следующих нескольких дней. Мы же наблюдали за Ханаваро. Большую часть дня он проводил в императорском дворце, где занимался подготовкой к коронации. Хан намеренно не встречался с другими заговорщиками, не желая выдавать нам все карты. Обычно он занимался бумажной работой, раздавал поручения, присутствовал на встречах будущего императора с даймё, которые стекались во дворец, как мухи на сладкое.
– Хан сам сказал, чтобы мы наблюдали, – заявил я товарищам, чувствуя себя ужасно раздосадованным, ведь за несколько дней мы так ничего и не достигли, а коронация неумолимо приближалась. – Так почему же он не позволяет выяснить хоть что-то?
– Ты как всегда не имеешь терпения, Нитирэн, – ответил на жалобы Кинтаро. Он был спокоен, как удав. – Ты хочешь всего и сразу. Хан наблюдает за нами с таким же интересом, с каким мы следим за ним. Пока у него нет оснований доверять нам, а мы не должны полагаться на него.
– Собрание требует нового отчёта, а мы толком ничего не выяснили, – пробурчал я.
– Мы знаем, что заговорщики желают возродить Империю. Это совершенно ясно. Прежнюю Солнечную империю. И Собранию, я уверен, это придётся не по вкусу, – заметил Тоширо.
Старая Империя. Теперь уже мало кто помнит, какой могущественной она была. Императору люди поклонялись, словно божеству, и ему принадлежали все земли, все богатства государства. Вместе с канцлером, своей правой рукой, главным советником, император вершил судьбы всех жителей страны. Императорский Совет по представлению правителя подготавливал проекты законов, а служащие министерств и наместники претворяли их в жизнь. Империя имела самую большую и сильную армию на континенте. До тех пор пока всё не развалилось. Череда династических кризисов ослабила династию, и вскоре власть захватили даймё, которые прежде были опорой монархии. Сёгуны на несколько столетий смогли задержать распад государства, подчинив своей воле феодалов. А вот война между претендентами сделала жителей Империи совершенно нищими.
В дом Хана постоянно приходили просители, за которыми я мог свободно наблюдать. Мужчины и женщины разных возрастов и сословий: крестьяне, ремесленники и торговцы, буси и мелкие дворяне, чиновники младших классов и даже аристократы, попавшие в отчаянное финансовое положение. Они просили у друга помощи, поддержки и защиты, и Ханаваро принимал их, выслушивал со свойственными ему добротой и терпением. Крестьяне жаловались на произвол феодалов, ремесленники – на огромные поборы. Многие буси лишились работы, так как князья сочли более выгодным и удобным нанимать синоби для выполнения отдельных миссий, а не содержать отряды воинов-латников, которые требовали за преданность оплату землей. Я вдоволь наслушался жалоб и отчаянных воплей, насмотрелся на слёзы. Империя была раздавлена войнами. Люди сами себя погубили. Но всё равно я их жалел, видя, что они готовы пойти на всё, лишь бы только накормить детей. Их горе я не могу передать словами. Но я не имел права на сострадание. Я должен был заботиться о своём народе, думать о его будущем. Чего и Хану советую. Люди его погубят, они воспользуются его сверхъестественной добротой, а потом бросят.
– Неужели они серьёзно? Неужели верят в возрождение старой Империи? Это же невозможно. Без реформ, без преобразований! Казна-то пуста, страна в разрухе. Как они поступят? Даймё не допустят ограничения своей власти. Это гиблое дело! Совершенно гиблое! – заявил Кин.
Я же был с ним не согласен. Какое-то время заговорщики должны были продержаться, ведь на их сторону перешли Ханаваро и Осами, способные удерживать князей в подчинении. Но их силы, по крайней мере, силы Хана, имеют свойство истощаться. И когда это произойдёт, пойдут ли люди за мальчишкой-императором? Станет ли он сильным лидером, в котором Империя так отчаянно нуждается? Или он так и останется марионеткой князей? Я поставил на второе. Парень, казалось, боялся собственной тени, путался в ногах и постоянно краснел, когда к нему обращались. Он был слаб. Он мог не справиться. И все жертвы, которые Хан собирался принести ради него, окажутся напрасными.