Из детского сада все равно надо было увольняться. Тех слез, которые там назывались зарплатой, хватало только на оплату коммунальных счетов и хлеб с водой из-под крана. Новую работу тоже надо было искать. Если Вирм сдержит слово, и Яра оформят в ЧОП, получится вполне себе красота. Стаж, медицинский полис... да и зарплату какую-никакую, а назначат. И... Яр прочел название очередной станции — вторая электричка шла с остановками — и признался себе: «И интересно. Кого змею заказывают? Куда мы с Вирмом завтра поедем?»
С одной стороны, на автостоянке или в супермаркете охранником работать привычнее и спокойнее. С другой... начальству нигде перечить не будешь, клиенты на обслугу всегда злость сливают. Проще терпеть одного шантажиста Вирма, который без особых заскоков. Не требует, чтобы перед ним по стойке «смирно» вытягивались.
Мысли о стойке «смирно» и полувоенной дисциплине вылетели из головы, когда Яр подъехал на такси к знакомому особняку. «Раммштайн» ревел так, что кипарисы гнуло. Калитка манила приглашающей щелью — кто-то не защелкнул кодовый замок. В свежем горном воздухе витал отчетливый запах шашлыка. Яр облизнулся и решительно занес сумки в дом.
Гуляли на заднем дворе. Гуляли демократично: Вирм с Семеном пили наперегонки с бригадой шабашников, чинивших раскуроченный змеем забор. За хмельным действом, посмеиваясь, наблюдала длинноногая брюнетка в крошечном черном платье. Ноги были такими завораживающими, что Яр не сразу поздоровался. Большой беды от этого не случилось, за музыкой голос все равно не слышен: раньше, позже — один черт.
— Новый якорь? — «Раммштайн» стих по мановению пульта, брюнетка цепко осмотрела Яра — раздела глазами, ощупала, взвесила. — Присаживайся. Я — Софья.
— Привет.
На ответное раздевание взглядом Яр не решился. Уселся за стол, тронул большое блюдо с зеленью, овощами и сыром, убедился в отсутствии мяса — жарится еще — и мельком глянул на Софью. Почему-то застеснялся таращиться в упор.
— О! Добрался?
Вирм утратил собранность, движения были ленивыми, неряшливыми — зацепил, едва не перевернул стул, уронил бокал, вилку, нашаривая открытую бутылку шампанского. Софья подставила бокал под льющуюся из горлышка пенную жидкость.
— Ага. Калитку захлопнул.
— Открыта была?
— Была. А где все? — Яр показал на окно кухни, но интересовался не Фатимой, хотел убедиться, что Нади нет. Не могла же она на пару с Вирмом наклюкаться так, что за калиткой не уследила?
— У Надюхи выходной, — Вирм покопался в петрушке, заорал. — Сеня! Мясо снимай! Жрать охота! — понизил голос, продолжил: — А Фатя покинула гнездо разврата и порока, ругаясь и призывая кары на мою голову.
— Очень убедительно призывала, — хихикнула Софья, обнимая Вирма за ногу.
Яр оценил рассчитанную интимность прикосновения — ему показалось, что Софья ничего не говорит и не делает зря — и улыбнулся в ответ:
— Я слышал, как она ругается. Впечатляет.
— Фатя строга, но справедлива!
Вирм качнулся, удержал равновесие, схватившись за стол, еще раз поворошил петрушку и занял руку более интересным делом — погладил Софью по шее, вытянул из волос заколку, позволяя прядям упасть на плечи. Вот тут-то бы и начать завидовать: мало того, что у шантажиста есть змей, деньги и особняк, так ему еще и с женщиной повезло — яркая, сочная, вызывающая в памяти слова «греческая красота». Видно было, что Софья себя любит и холит, абы на ком взгляд не остановит. Если выбрала — значит, достоин. Можно гордиться.
Яр не позавидовал. За искусно накрашенным фасадом и дорогими тряпками пряталась хищница, как раз Вирму в пару. Пусть вместе охотятся, а ему джунгли без надобности топтать. Вирм выбрал очи черные, очи жгучие, Яр бы...
— Надя у тебя тоже строга, но справедлива, — не удержался он. — У меня прямо от души отлегло, когда ты сказал про выходной. Не мог поверить, что она бардаку потворствует.
Вирм расхохотался. Отсмеявшись, снова завопил:
— Сеня! Где мясо?
— Так, — Софья отставила бокал. — И в самом деле, пора это прекращать. Яр, бери блюдо, снимай шашлык с шампуров.
Порядок она навела в два счета: пока Яр складывал на блюдо подгоревшие куски свинины, выставила со двора шабашников, отправила Вирма с Сеней освежиться — «холодный душ, а то, смотрю, вас в кисель развезло!» — и сама скрылась в доме, предварительно извинившись.
За стол сели под песни Высоцкого. Вирм наполнил рюмки, словно подтверждая: «Считай по-нашему, мы выпили немного». Софья, сменившая черное платье на цветастый сарафан, предстала в новом образе — не хищница-львица, а простецкая хохотушка с ямочками на щеках. Владимир Семенович прокомментировал это меткой строчкой: «Сегодня в нашей комплексной бригаде прошел слушок о бале-маскараде» и Яр включился в игру: поддержал тост «без обид», рассказал пару смешных историй об игроках, с деланным интересом выслушал Сенины армейские воспоминания.
Ужинали недолго. За час Семен успел нарезаться до состояния «дрова», Вирм, отрезвевший, подливавший себе в рюмку минеральную воду, погрузил его в такси, а посиделки на троих не заладились. Яр, уставший любезничать, отговорился требующими распаковки сумками, и ушел в комнату, которую уже мысленно называл своей. Он действительно разобрал вещи — куртки, два костюма и рубашки на вешалки, остальное на полки — выглянул в окно, убедился, что Вирм с Софьей покинули двор, бросив на столе мясо и посуду, и залег коротать вечер перед телевизором. Заснул рано, будильник на телефоне поставил на семь утра, чтоб побудка не застала врасплох, а проснулся в пять. С чувством, что выспался на всю оставшуюся жизнь.