Размышляя над этим странным советом, Лейла не сразу заметила, что к ней подошёл высокий и очень тучный человек. Толстяк навис над сидящей на полу Лейлой, скрестив на животе похожие на окорока руки и глядя на девушку сверху вниз взглядом, в котором не отражалось сердечной доброты.
— Ну! — рявкнул он.
Лейла попыталась подняться с пола, но ослабевшие ноги изменили ей.
— Чего расселась? — рассердился толстяк. — До вечера тут прохлаждаться будешь? Вон, видишь, в углу плошки немытые? Вперёд!
Кое-как поднявшись на ноги, Лейла затрусила к высившейся в отдалении горе плошек.
Работы на дворцовой кухне было невпроворот. Не успела Лейла вытереть последнюю миску, как уже пора было чистить рыбу на похлёбку. Потом — выносить вёдра с рыбьими кишками к помойной яме, потом — замывать пол от пролитой похлёбки, потом… Лейла двигалась, как в тумане, изредка налетая на предметы. Голова кружилась, и изредка перед глазами сгущалась мутная пелена, похожая на туман, покрывающий осенью сжатые поля.
Когда дымка застлала взор в очередной раз, Лейлу повело в сторону, и ей пришлось ухватиться рукой за оказавшиеся рядом козлы. Пол куда-то уплывал из-под ног, и, чтобы не упасть, Лейла присела на корточки.
И тут она увидела его — невозможное, неимоверное чудо. Под козлами лежал незамеченным целый ломоть хлеба — серая горбушка, уже слегка подсохшая, с прилипшим к ней мелким сором, но от этого не менее желанная и манящая.
Пальцы сами сомкнулись на ломте, но поднести хлеб ко рту Лейла не успела — за спиной, как из-под земли, вырос омерзительный толстяк и заорал:
— Опять бездельничаешь?
— Я пол мыла, — выдохнула Лейла. Тьма перед глазами сгустилась вновь, и фигура толстяка качнулась туда-сюда, как на качелях. Девушка почувствовала на лбу и над верхней губой холодную испарину.
Своего лица в зеркале Лейла не видала уже давно, но, наверное, она была здорово похожа на покойницу, потому что толстяк резко пошёл на попятную:
— Понагонят дохляков, но ногах не стоят, а всё туда же! — проворчал он. — Слышь, ты, доходяга? Иди вон лучину щепать. Иди-иди, скелетина.
— Кто это такой? — спросила Лейла у вновь оказавшейся рядом Эды, указав глазами на толстяка.
— Это главный повар, — шёпотом объяснила Эда. — Его лучше не зли! Недавно тут один поварёнок жаркое сжёг, так он его на заднем дворе до смерти запорол. Самолично!
На дворе было уже темным-темно, когда в очагах загасили огонь и велели всем ложиться спать.
— А где вы спите? — поинтересовалась Лейла у Эды.
— Кто где, — пожала та плечами. Мужчины — те на козлах. Женщины и малолетки — на полу, кто как устроится. Пошли со мной!
Эда выбрала для ночёвки неплохой закуток, куда почти не достигал летевший из-под двери сквозняк, а спину даже согревали остатки тепла из очага.
— Спи, — велела Эда. — Не бойся, разбудят.
— А когда будят-то?
— До рассвета. На рассвете сменяются караулы, надо ещё солдатам успеть кашу сварить. Да, чуть не забыла! С утра поесть дадут.
При слове «поесть» глаза Эды жадно блеснули.
Лейла сунула руку за пазуху, вытащила заветный кусок хлеба и разломила пополам:
— Угощайся!
— Ты с ума сошла! — Эда отшатнулась от Лейлы, как от прокажённой. — Тебе кто это дал?!
— Никто не давал, — успокоила её Лейла. — Я под столом нашла, клянусь!
Эда немного успокоилась и взяла протянутый кусок.
— Никогда ни у кого не бери здесь еду, — пояснила она, вгрызаясь в горбушку. — И вообще никакие подарки! Даже если будут предлагать, даже если угрожать будут — всё равно не бери! Потому что это ведь значит — тебя так покупают.