— Пресветлый князь постановил! — выкрикнул он, почти срываясь на визг. — Приговорить этого татя, разбойника и лжевоеводу к очищению огнём!
На площади творилось уже что-то невообразимое. Толпа пёрла вперёд, напарываясь на копья, но словно не замечая того. Воеводу тем временем увели с помоста и уже привязывали к столбу. Ещё один стражник поспешно поливал связки поленьев маслом. Северянин, однако, с помоста уходить не спешил.
— Князь наш суров к ослушникам! — снова возвысил он голос. — Знайте, однако, что к тем, кто был по их наветам увлечён на ложный путь, он добр и милостив! А посему…
Глашатай повернулся к Летарду, по-прежнему стоявшему рядом.
— Ты достойный человек. Ты храбро сражался. Князю нужны такие воины. Преклони колено и поклянись в верности! Тебе простят твою вину и сохранят жизнь.
Площадь разом притихла. Было слышно, как где-то в задних рядах хнычет ребёнок. Летард прищурился и склонил голову на бок, словно хотел разглядеть глашатая хорошенько. Толпа ждала.
Наконец, будто что-то решив, Летард набрал воздуху в грудь и смачно плюнул.
Прямо в лицо северянину.
Лейле показалось, будто из ушей вынули затычку — такой кругом разразился гвалт. Два дюжих стражника сбили Летарда с ног и поволокли прочь с помоста — к столбу, где уже стоял привязанный воевода.
— Ты сделал свой выбор, разбойник! — опомнившись, завопил северянин. — На костре хватит места и на двоих! И да падёт на вас обоих проклятье богов!
Но его уже никто не слушал. Все взгляды были обращены к двум фигурам возле столба — туда, где поленья уже были готовы заняться от поднесённого факела. И в этот последний миг воевода вдруг повернул голову — и синими, как небо, глазами взглянул прямо на Лейлу.
Лейла застыла, не в силах даже моргнуть. Несколько мгновений воевода всматривался в её лицо, словно не мог поверить, что ему не мерещится. Наконец разбитые губы чуть дрогнули:
«Лейла?»
«Бенегар…»
Ещё несколько непомерно долгих мгновений воевода смотрел на Лейлу, не отрываясь. Казалось, он оттискивал её облик в зрачках, как в мокром песке. И наконец беззвучно приказал:
«Не смотри».
— Бенегар, Бенегар! — в голос закричала Лейла, но взгляд воеводы уже отпустил её. — Бенегар!
Лейлин крик потонул в общем стоне толпы. Бесцветное на солнце пламя рванулось вверх, пожирая намасленные поленья. Вот его языки уже коснулись ног Бенегара. Перекинулись на одежду, взлетели по ней выше, к самому лицу…
Дикий сдвоенный вопль расколол небо над площадью. И Лейла не выдержала — выпростала прижатые к телу руки и закрыла глаза ладонями, хоть и знала, что это не поможет. Никто и ничто уже не поможет.
Крик всё длился и длился — то затихая, то взмывая вверх, нечеловеческий, полный муки и боли.
Комментарий к Камень и огонь
К образу воеводы ближе всего две песни Тэм Гринхилл. В этом тексте Бродяжка их не поёт, и всё же именно они описывают Бенегара точнее любых других: “Стражи последнего рубежа” и “Braveheart”.