— Есть-эсть-эсть, — откликнулся смеющимся эхом ход в недра скалы. Тьма зашелестела: —…ош-ш-у-у, — И холод зло защекотал лицо рыцаря.
— Сиятельная госпожа?! — позвал Севериан.
— …ш-у-у-у-у.
— Есть кто живой?!
Но только сонная пустельга хохочет в ответ — чтоб ей до хвоста промёрзнуть! Тайный ход же кто-то открыл?! Разбойники? Заплутавшие путники?.. Ведьма жива? Где вообще все?
Только бы волю короля успеть передать, — решил Севериан, — а там, будь что будет, — и шагнул в зёв неизвестности.
Винтовая лестница вертящейся скрывающейся в тенях кокеткой повела рыцаря вниз. Подразнила эхом шагов, зашептала шарканьем о ступеньки в дёргающемся свете факела. Обвила тёплыми струйками воздуха. И запах. Подозрительный запах! В столице в крепостных подвалах царствуют ароматы плесени, сырости; в конце концов, висят ароматы пролитого из бочонка вина; мышиное дерьмо россыпью. А тут чисто. В этой старой проклятой крепости вместо запаха мокрых крысиных шкур струятся ароматы трав. Вместо перебродившего кислого вина благоухает дивный букет отвара лесных ягод. Вместо сырой прохлады по ступеням вверх струится тепло. И даже пьяный ключник не ключник… Демоны!.. Севериан сошёл с винтовой лестницы в широкую жарко натопленную залу, и готовый жалить клинок сам собой опустился…
Верно говорят — ведьма…
«Ловушка?» — закралась мысль.
Одно дело в столице: старый Модест, подвальный ключник и охранитель веселящего душу пойла в такое время обнимает знатное брюшко под одной из огромных бочек; храпит на весь подвал так, что у мышей в сене хвосты трясутся от страха, а тут… Тут другое. Уютные деревянные кресла с расшитыми с любовью подушками. Стрельчатое окно заботливо отгораживает тепло очага от ледяной тьмы полированной пластиной горного хрусталя. Резной столик с кубками. Потрескивает камин. И рядом с его пламенем на шкурах… чудо…
Севериан протёр слипающиеся глаза и тяжело сглотнул, сунул факел в кольцо на стене. Подошёл к прекраснейшему творенью природы в нежно опаловом платье посапывающей на шкурах подле камина. Засмотрелся на запутавшиеся в седой волчьей шкуре ковра медные локоны девицы. Залюбовался улыбкой. Сколько ей? Семнадцать? Девятнадцать? А ведь младшая сестра вот также любит подложить ладошку под щёчку, также тихо посапывает курносым носиком…
Может она мерещится?