Ржавого рыцаря предложение не вдохновило. Глаза пыльного бастарда заволокло пеленой. Перчатка рванула меч, и видавшая виды железяка со свистом метнулась к горлу спокойного Севериана.
Мира пискнула в ужасе.
Тётушка шикнула на ученицу, потянулась в седле, отвесила ей подзатыльник, а мастер королевской стражи не шелохнулся. Нехорошо улыбнулся рыцарю:
— Вы уверены?
Мира наконец распахнула глаза. Ойкнула и мечущий молнии алчный взгляд потрёпанного рыцаря просветлел, а Севериан будто и не замечает острия у горла. Увещевает, — Нападение на королевского стража барону грозит лишением головы. Не титулованным поркой железным прутом и колесованием, а у меня за спиной две дюжины плечистых ребят, так купец?
— Ваш правда, барон.
— Поэтому вы сейчас уберёте меч и уедите, а через два дня явитесь в королевский суд столицы или вас притащат туда силой по моему приказу.
Ржавый меч упёрся в горло. Потрёпанный уже понял, что заработать не светит, да и старый барон узнает — осерчает не в шутку. А если ещё и драку затеять… Прошипел сквозь зубы:
— А если не уберу?
Войны, схватки, погибшие друзья — не для того Севериан проливал кровь, чтоб такое отродье терпеть. Но дорога не поле битвы, а на старой кляче с поеденной ржавчиной железкой в руках не кровожадный мел, не степняк, а алчный кривозубый сопляк. Вогнать его же меч рукояткой в зубы ему? Разве так в Айрате творится закон? Севериан уперся взглядом в бастарда — уголки глаз юнца дрожат. Губы кривится. Желваки на скулах прыгают. И Севериан догадался: за алчностью и надменностью прячется трусость. Он просто юнец, которому старый барон мало выделяет на содержание. Велел:
— Передай барону, пусть напишет судье, что просит принять тебя в разъезд западных троп. Тогда не колесуют. Помилуют.
Меч у горла Севериана затрясся. Юнец пискнул:
— В разъе-е-езд?
А Севериан потребовал:
— Уходи.
В глазах сопляка мелькнул ужас, меч затрясся вместе с рукой, а Мира сжала вожжи от наслаждения. Шепчет:
— Како-о-ой вку-у-ус-с-с.
Мысленно показала Севериану, как не нюхавший войны юнец представляет себя растянутым на колесе. Как в его мыслях железные прутья с размаху крошат суставы его же обожаемых рук. Его ног. Его! Как волна боли вышибает из горла крик! Выгибает в агонии изломанное тело! И ему себя жалко. Жалко! Жалко до слёз!!! Он же будущий барон! Надо только прирезать двоих!
Севериан поторопил: