3.
Сонины волосы были намотаны на кулак Аннинской, когда она вталкивала ее в железную дверь главного здания. Девочка вцепилась ногтями в запястье женщины, пыталась царапаться. Но все бестолку – та не ослабляла хватки.
Как только они оказались в цеху, как только Сониных ноздрей коснулся сладковатый, сырой запах, Лизина мама встала как вкопанная. Кожа на Сонином затылке натянулась сильнее, и девочка скривилась от боли. Луч фонарика, стиснутого в пальцах Аллы Алексеевны, лихорадочно заметался по темным силуэтам кустарников и деревьев. Соня не видела ее лица, но знала точно: глаза Аннинской вытаращены так же, как были вытаращены вчера и у них самих. Лицо быть может перекосила гримаса неверия, а быть может оно осталось таким же обезумевшим, каким было весь вечер.
– Что за чертовщина…
«Смешно» – не весело отметила Соня. Женщина точь-в-точь повторила слова собственной дочери.
Хватка на волосах ослабла, и Соня осторожно попыталась податься вперед. Лизина мама, девочка полагала, пребывала в совершеннейшем ступоре, раз позволила это.
«Может еще не поздно?»
Соня бегала глазами по сторонам, прикидывая сколько еще времени должно пройти прежде, чем вчерашнее повторится. Когда начнут гнуться к бетонному полу деревья, когда коридор примется удлиняться? Когда до двери, до которой не было сейчас и двух шагов, придется бежать с минуту?
Она так крепко о том задумалась, что и не сразу заметила, что волосы свободно рассыпались по плечам. Больше никто их не держал.
Она запоздало обернулась. Но не успела увидеть уже ничего, кроме падающего вниз круглого, светящегося глазка карманного фонаря.
Металлический «Дзанк!».
И цех погрузился во тьму.
С губ сорвалось сиплое: «Х-ха-а-а». На глаза навернулись слезы.
Это все? Она не выберется отсюда, как не выбралась накануне Лиза? Кто-то утащит ее вглубь цеха? А что потом? Что с ней сделают?
Соня подняла руки. Слепо зашарила ладонями с растопыренными пальцами по темноте.
Она поняла: то был конец.
Он вспомнила жмурки в начальной школе. Ей тогда завязали глаза, она водила. Размахивая руками в воздухе – точно так же, как и сейчас – она хваталась за пустоту. Это было неприятно. Даже немного страшно. Не видеть.
А потом споткнулась и упала на пики низенькой ограды у соседнего огорода. Ей тогда повезло – лишь поцарапала шею и разорвала курточку. А соседка сказала, что она едва не убилась.
Повезет ли ей и теперь?
3.
– Не бойся, – прошептал вдруг чей-то голос в самое ее ухо. И от чужого дыхания колыхнулся на шее пушок.
Спина покрылась гусиной кожей.
Это была вовсе не мать Лиза Аннинской.
Внутренности скрутило тугим узлом. Горло обожгло желчью.
Соня перестала чувствовать собственное тело. Ни руки, ни ноги, ни даже губы – ничто не слушалось больше. Она не могла пошевелиться. Не могла издать и звука.
– Не бойся, Матушка не обидит тебя.
Соня дернулась вперед и упала на колени. Снова колени. Из глаз покатились слезы, но боль отрезвила ее. И Соня заставила себя ползти. Неуклюже, почти не чувствуя под собой пола. Но все же ползти.
– Не нужно, милая. Я не хочу причинять тебе боль.
Соня отстраненно подумала, что еще немного и она просто обмочится. Но какая разница?
Она прокусила губу. Слезы все катились, неприятно щекоча щеки. Инстинктивно, Соня изо сжала колени, когда поняла что и вправду вот-вот описается.
– Кто ты?!
Эхо насмешливо передразнило ее. «Ктоты-ктоты-ктоты».
Она не знала, для чего это спросила. Что бы поменялось, узнай она, кто поджидает ее в темноте?
Словно в ответ на свои мысли, девочка услышала тихое электрическое гудение. И рухнув на бок, закрыла голову руками.
“Мама… мама”
Если бы Соня не была так напугана, не тряслась бы на полу с лицом, перекошенным гримасой безумия, то быстро узнала бы этот звук – примерно с таким же зажигаются, обыкновенно, лампы в актовом зале гимназии.