Не было ни взглядов одобрения, сигнализирующих о любви, ни даже капельки благодарности, если уж на то пошло. Все, что было, это тот же самый унылый взгляд, который Клэй также пытался сохранить ради себя, морщинистый рот Ли всегда был открыт, а глаза затуманены стеклянной пленкой.
Клэй наблюдал, изо всех сил стараясь не смотреть на него с отвращением, как Санти с беспримерным благоговением прикладывал фильтр сигареты к краю неподвижной губы Ли, словно совершал для него Святую Евхаристию[27]. Ли, конечно же, принял подношение без благодарности, его глаза были непоколебимы в своей апатии, когда его рот сжался и вдохнул.
Такое напряжение энергии, должно быть, полностью оглушило его, потому что он вдохнул всего один раз, и откинулся назад, словно слишком измученный, чтобы сделать еще одну затяжку. Клэй наблюдал, испытывая отвращение к иссушенному солнцем лицу старика, как преувеличенное углубление в горле Ли изгибалось и выпускало крошечные колечки дыма. Волоски в носу Клэя встали дыбом от запаха одеколона, маскирующего обычный затхлый, перебродивший запах старости, но также и вонь, исходящую из дыры: густую, кисло пахнущую смесь мочи и экскрементов.
- Bellissimo,[28] - сказал Санти, вытягивая сигарету изо рта мужа и улыбаясь. - Любимая моего мальчика. Импортная, натуральная. Выращенa и скрученa из лучшего и самого дорогого табака в Южной Америке.
Клэй не нашелся что сказать. Вместо этого его лицо побледнело от перспективы разговора. Каждое слово, которое он репетировал в уме, вдруг звучало глупо. Ведь за два года работы его еще ни разу не приглашали присесть в гостиной. Он не хотел уходить, на самом деле. Уход означал, что ему придется вернуться к одиночеству своего дома с одной спальней - к стенам его комнаты, которые, казалось, сжимались для него, как будто они остывают от жира. С другой стороны, все было лучше, чем жалкая тюремная камера девять на двенадцать, которую он называл своим домом более пяти лет.
С потными руками, сложенными на коленях, Клэй оглядел комнату в поисках развлечения или темы для разговора. Ни ваза со свежесорванными фиалками, ни небольшая коллекция фарфоровых кукол, тщательно расставленных по размеру на антикварном столе, его точно не спасут.
Он посмотрел на стену и увидел большой плакат с золотой отделкой. Вверху плаката, напечатанного ярко-желтыми буквами на черном фоне, был заголовок: "Если бы мое лицо было прозрачным, вы бы увидели Дьявола". Два красивых молодых человека дремали в объятиях друг друга под выделенными плачущими буквами названия, силуэты их блестящих обнаженных фигур в песочных часах перевернулись, когда они держались друг за друга. На переднем плане изображения была рука в черной кожаной перчатке, размахивающая электрической дрелью.
Краем глаза Клэй заметил, что Санти наблюдает за ним.
- Ты знаком с моими фильмами, а? - спросил он сквозь обычную силу своего северно-итальянского акцента, ритмичную тонкость его голоса, способного романтизировать даже разговоры о человеческих экскрементах.
- Немного.
Клэй уже пожалел о равнодушном ворчании. Он проклинал себя за то, что не признался, что видел почти все фильмы Валастро до публичной отставки режиссера в северо-западных холмах Коннектикута. Почему он не сказал ему, что ходил на фильм "Пока я не вытащу иглу из твоего глаза" семь раз, когда его показывали в кинотеатре "Хенлис-Эдж Синеплекс"? Почему он не рассказал, что "Она лизнула дьявольскую бритву" был одним из немногих фильмов, которые действительно напугали его в детстве? Он вспомнил румянец своего одиннадцатилетнего отрочества, сжимающийся между своими твердо скрещенными ногами во время самой противоречивой сцены фильма, когда мать радостно кастрирует своего тридцатичетырехлетнего сына.
- Тебе не нравятся фильмы? - спросил Санти, его руки то прижимали сигарету к губам Ли, то прикрывали рот Ли небольшой кислородной маской, прикрепленной к небольшому портативному устройству рядом с диваном.
Тело Ли содрогнулось, как будто каждая его конечность требовала комментария по поводу противоречия.
Клэй пошевелился в кресле.
- Нет. Нравятся. Особенно фильмы ужасов, - oн колебался. - Я видел большинство ваших.
Темные линии волос над обоими глазами Санти сморщились, когда он посмотрел на Клэя.
- Пожалуйста, никогда не называй фильм Валастро "фильмом ужасов". Это две разные вещи.
Клэй почувствовал, как краска отхлынула от его лица.
- Прошу прощения.