- Я - мог. Раньше мог. А теперь по воскресении…
- Что теперь?
И тут обычно сдержанного египтянина прорвало:
- Ты не понимаешь! Не понимаешь! А это как если бы ты руки лишилась или глаз! Я потерял тот дар, который у меня был, это плата за возвращенную жизнь!
- Неужели жизни мало…
Имхотеп не слушал и даже не упрекнул ее, что она снова перебивает:
- А это дало бы возможность отомстить… да я умирал с мыслью о том, что вернусь, и вернусь могущественным!
- Прошло три тысячи лет, кому бы ты сейчас мстил?
Он усмехнулся, немного успокоившись:
- Уж нашел бы, кому.
- Мне? - в лоб спросила Алиса, и все же добилась того, что жрец ответил уже не настолько уверенно:
- Тебе мстить незачем, но это случилось бы независимо от меня. Мне объявили о том, что меня не просто казнят, а подвергнут древнему заклятию… они верили в богов настолько, насколько это было полезно их казне, но в то заклятье верили, Небнетджера чуть не трясло от страха, когда он о нем говорил, хотя и старался величественно выглядеть. Он действительно боялся, что я вернусь! Об этом страхе я помнил, когда на моих глазах казнили товарищей…
- Мне, правда, очень жаль. Но ты же сильный человек, если что-то пошло не так, как тебе мечталось, ты вполне можешь с этим справиться. Если не получилось отомстить, может быть, получится просто жить?
В ответ она увидела уже знакомое снисходительное выражение лица:
- Ты не понимаешь… просто жить после того, что произошло? Жить и знать, что любимая женщина погибла ради меня?
- Жить, потому что иначе ее жертва бессмысленна.
- Но ты же сама шла в пирамиду, читала заклинание, значит, у тебя не получилось смириться?
- У меня было другое… никто не жертвовал собой ради меня, никто меня не проклинал, то есть проклинал. конечно, но в запертой комнате с мягкими стенами. Просто я не могла… не могла оставить это так, будто половина меня была похоронена, и я обязана была рискнуть всем и заплатить за это чем угодно… лишь бы снова быть живой целиком.
- Вот видишь, значит, ты понимаешь.
- Я понимаю желание вернуть близкого человека, - возразила она как можно мягче. - Но не отомстить любой ценой, это разрушает. Подлинная месть - прощение.
- Эта речь подобает добродетельным старцам, у которых жизнь позади, - сказал жрец, глядя в сторону выхода, - но не молодой девушке с горячей кровью. Думаю, ты просто повторяешь идеи из ваших религиозных книг - впрочем, их сочинял народ, веками бывший у нас в рабстве, а какие еще мысли могут быть у рабов. Зря я… ладно, забудь. Нам пора продолжать исследования.
Алиса послушно взяла приборы для съемки, чувствуя себя виноватой. На лице у египтянина снова невозможно было прочитать ни единой эмоции, холодная, бестрепетная, прекрасная маска древнего божества, и кто бы мог подумать, что его обуревают подобные страсти, и что он, похоже, страдает, что никто не в силах его понять? Она вспомнила, как некогда мечтала разорвать Стаса на куски пусть даже голыми руками, но воспоминания потеряли яркость и остроту, возможно, потому, что Пашка был снова жив, а Стас в его нынешнем положении вряд ли очень счастлив. Конечно, муки совести его не терзали, но он, как истинный ученый, переживал за судьбу эликсира.
Эликсир…
- Можно задать тебе еще один вопрос?
- Задавай.
- Почему магическое зелье не омолодило фараона?
Имхотеп какое-то время подбирал слова:
- Ты изучала наши письмена и священные книги, значит, знаешь о душе.