— Миссис Миллс обещала мне постелить в вашей комнате. Так что вам придется ночевать здесь. — Алекс не видел, но догадался, что Елена указала на диван. И снова она была зла, и снова чеканила каждое слово, и снова Алекс повторял, как повторял прежде:
— Я видел.
— Ради бога! Спасибо, устроили праздник. А я ведь только обрадовалась, что Николь спустилась со своего чердака, что впервые за месяц наконец-то вышла из дома. Вы такое представить можете? Посидите взаперти — посмотрю я на вас.
— Я видел, — повторил Алекс упрямо, открыл глаза и, сделав к Елене шаг, сомкнул загорелые пальцы на ее белом предплечье. — Я видел, я ее почти вытащил. Я чувствовал!
Пальцы сжались сильнее, Алекс притянул Елену к себе и выдохнул прямо в губы:
— Чувствовал, как сейчас вас.
Но Елена стряхнула его руку и припечатала сурово:
— Хватит. Вы соврали мне, соврали, что говорили с Николь, а она клянется, что в глаза вас не видела.
— Неправда.
— Да плевать я хотела! Завтра же заберу дочь отсюда. А вам… вам, наверное, стоит подзадержаться. У вас, видно, что-то семейное.
***
— Вы напугали ее.
Алекс едва успел задремать, прикорнув на неудобном скрипучем диване среди линялых подушек и пыльных шкур, когда девичий голосок вырвал его из хмари и призвал к ответу.
— Иди спать, — пробурчал Алекс, с трудом разлепил глаза, но в полутьме различил лишь смазанный силуэт. Пожевал пересохшими губами и добавил: — А лучше — собирай чемодан.
— Я не уеду, — припечатала девчонка. — Это и мой дом тоже.
— Завещание покажет.
Николь рыкнула, будто недовольный зверек, но вопросов не задала, а значит, знала. Но Алексу было теперь плевать: только бы настало утро, только бы просветлело в голове и полегчало в груди, и тогда можно будет уехать, и можно будет забыть. Но противная девчонка не собиралась сдаваться: босые ноги прошлепали от лестницы до дивана, и настойчивый голосок раздался прямо над ухом:
— Вы должны поговорить с мамой и убедить не забирать меня. Это ваша вина! Вы ее напугали.
Алекс попробовал было отмахнуться, но Николь уже присела на подлокотник дивана и весело, со смешком зашептала:
— Вы зря не волнуйтесь: так уже было. Два года назад — тоже перед Днем Всех Святых — отец на глазах у мамы бросился вытаскивать меня из пруда. Не вытащил, конечно, — некого было вытаскивать. Они искали тело несколько часов, вызвали спасателей, даже воду спустили. Ходили там по колено в тине, с баграми и палками. И никто не догадался заглянуть в мою комнату.
— Значит, отец тоже видел?
— Отец пару раз, миссис Миллс и даже садовник. Все, кроме мамы. Она не может увидеть: ее защищают камни. Вам я тоже подарю амулет, если поможете.
Она тараторила увлеченно и бойко. И несла, конечно, полнейшую чушь, но Алекс хотел верить. Верить, что не он один сходил с ума и видел то, чего быть не могло.
Он выдохнул, приподнялся и, взяв Николь за подбородок, повернул изуродованной щекой к затухающему камину:
— А с лицом-то у тебя что?
— Ух ты! А вы не церемонитесь. — Николь впервые стушевалась, опустила глаза, но вырываться не стала, позволяя Алексу рассмотреть бугристые шрамы, располосовавшие пол-лица. — Если я расскажу, вы поговорите с мамой? Скажи́те, что были пьяны или что-то скурили, выпили пару лишних таблеток… Вы вроде не дурак, придумайте что-нибудь.
— Зачем тебе здесь оставаться? Тоже мне курорт.