В черноте над Савелием образовались две багровые, источавшие греховный пламень, прорехи. Глаза пса! Стало быть, чертов санитар специально до поры до времени прикрывал веками свою суть. Только зачем? Разорвал бы сразу...
-- Ты же сказал, что невиновен... -- сказал или подумал, что сказал, Савелий.
-- Правду сказал, -- с изгальством произнес в его голове голос санитара. - Это не я, а пес во мне пришил старую кошелку. Раньше нужно было, до того, как ты сюда заявишься. Выргыза меня не для того избрала, когда валялся с кишками наружу после взрыва на мине... А чтобы за порядком следил.
"А я?.. При чём здесь я?" --подумал Савелий.
Петр, похоже, читал каждую мысль врача.
-- Кажись, и ты когда-то был избран. Но все пытался бежать. Вот и добегался! - со злым торжеством сказал он.
Слова санитара загрохотали в мозгу ничуть не слабее звуков приближения Выргызы. Они превратились в смутную картинку толщи воды, которая тянула его вниз, разрывала легкие болью, сдавливала со всех сторон подростковое тело. Да, он тонул однажды. Но ведь спасли же! Или нет?.. Значит, судьба всего лишь прислужница у Выргызы! Это кровожадный божок решает, кому и когда умереть. И для чего...
А эти-то... участковый и следак из Глинища... Они ж не людей защищали, а чтобы все оставалось как есть.
Савелию почудилось, что от лютого холода его смертный пот обернулся ледяным саваном. В совершенно бесполезной и иррациональной попытке заслониться от неминуемой муки он попробовал закрыть лицо полой халата, который не успел снять. Под руку попалось что-то непонятное, которое оттягивало карман. Полотнище какое-то... И Савелий накинул его на свои глаза, не видевшие ничего, кроме алчных и беспощадных угольков пса Выргызы.
В тот же миг чудовищная боль саданула в уши. Это вселенский гром грянул рядом с псом и его жертвой. Полыхнула красная молния, видная сквозь полотно.
Савелий не дождался прикосновения когтей и зубов и не услышал дикий вопль пса. Провалился в небытие, которое всю его жизнь находилось рядом с ним.
***
Ему легко удалось объяснить разгром в морге и глумление над трупами белой горячкой санитара, который потом сам задохнулся от аспирации рвотных масс. А вот устоять перед напором главврача, который не захотел терять специалиста, Савелий не смог. Сказалась его привычка уступать во всем людям, хотя теперь в ней не стало необходимости. Как и потребности куда-то бежать. Савелий "оглох". Не слышал больше ни звука с той стороны.
Он запомнил все происшедшее до малейшей детали. Но события словно бы превратились в пепел, который заполнил его душу и тронул волосы на висках.