Жизнь в обители затихала рано. Когда Патрик около полуночи спешился у высоких кованых ворот, окна уже не светились – только в одном или двух был виден слабый огонек свечи. Ему пришлось долго стучать под громкий лай монастырских псов; дородная, крепкая сторожиха до хрипоты переругивалась с ним через решетку и лишь после долгих уговоров и нескольких золотых отперла дверь и согласилась проводить неожиданного ночного гостя к матери-настоятельнице.
Идя по темным коридорам и вдыхая особенный, ни с чем не сравнимый монастырский запах ладана, грибов и свежего хлеба, Патрик чувствовал, как колотится сердце. После разговора с Лестином он уснул лишь под утро, весь день, как пружину, сжимал в себе нетерпение и уехал из имения графа сразу после ужина. Скакал почти пять часов, останавливаясь лишь затем, чтобы дать роздых коню, но усталости не чувствовал, было лишь отчаянное «скорее, скорее!». До рассвета он должен вернуться обратно. Теперь он и сам не мог объяснить, зачем так торопился; если Изабель привезли сюда недавно, вряд ли постриг уже совершен. Как ни слабо разбирался принц в правилах монашеской жизни, все же знал, что нужно сначала испытать твердость уходящего из мира. На это требуется время… но сколько? Сколько времени здесь Изабель? Лестин не сказал, но вряд ли больше двух месяцев. Она еще… она еще не… нет, это было бы слишком жестоко – увидеть сестру отрешившейся от жизни. Он не знал еще, ни как сможет ей помочь, ни как станет объяснять, кто он такой – ничего, кроме одного: Изабель не должна принять постриг.
- Не положено, - бледно-голубые, с набрякшими веками глаза матери-настоятельницы смотрели устало, но твердо. – Не положено, не время, да мыслимо ли? Мужчина в женской обители! А к означенной белице и вовсе пускать никого не велено.
- Я к ней с вестями от матери, - сказал Патрик. – Не откажите, сделайте милость. Я проездом здесь, спешу в столицу, дело государственное. Я должен буду уехать, не дожидаясь рассвета.
Настоятельница поколебалась мгновение. Немолодая, но легкая в движениях, красивая той основательной, степенной полнотой, что присуща женщинам, нашедшим в жизни свой путь, она рассматривала неожиданного гостя – растрепанного, в запыленном, пропотевшем дорожном костюме – устало, но внимательно. От такой не ускользнет ничего, она обо всем имеет свое мнение и не изменит его ни под каким предлогом. Но если уж согласится помочь – поможет. До конца. Невзирая ни на что. Как найти к ней ключик? Как хотя бы попытаться объяснить, что такое для него, опального, эта круглолицая веселая девчонка – будущая монахиня, любимая сестра, единственный родной человек?
- Если письмо, то я передам, уж так и быть, - сказала, наконец. – Давайте.
- Весть моя на словах. Но… - Патрик поспешно вынул из кармана увесистый мешочек, - Ее Величество королева Вирджиния просит и вас также: примите в дар на святую обитель.
Против ожидания, мешочек не перетек мгновенно в руку монахини, мать-настоятельница несколько секунд испытующе рассматривала гостя. Но все-таки взяла деньги и кивнула чуть более благосклонно.
- Не положено, ну да ладно уж, коли торопитесь вы… Пойдемте.
По узкому, низкому коридору – Патрик все пригибался, боясь задеть потолок макушкой - она провела его в маленькую комнату с плотно закрытыми на ночь ставнями. Наощупь зажгла свечу, указала на скамью.