Сказка о принце. Книга вторая

И он мотался, убеждал, шептал, писал, предлагал… Самым сложным было заставить людей поверить в то, что он жив и всегда оставался верен отцу-королю. В этом неоценимой оказалась помощь Лестина – старого лорда при прежнем дворе уважали, и его слово и верность имели вес. Многие не хотели рисковать, боялись – кто за себя, кто за семью. Молодые, горячие – сыновья, племянники стариков, служивших Карлу Третьему, а кто и Карлу Второму еще – готовы были идти за ним в бой хоть сейчас. Этих приходилось сдерживать – Патрик по себе знал, каких глупостей может наделать нетерпеливая молодежь, тем более в столице. Ох, как ему самому порой хотелось махнуть рукой на безопасность и осторожность, вскочить на коня, кинуться в столицу, чтобы бросить вызов Густаву. Опротивели вежливые намеки, фразы, полные недомолвок, уклончивые ответы, вечная настороженность, опасение сделать ошибку, которая станет роковой. Ему, прямолинейному и пылкому, всегда была неприятна уклончивая, а порой и откровенно лживая придворная дипломатия (пусть даже в прежнее время от многого он был защищен положением наследного принца). От постоянной необходимости читать между строк, анализировать каждое слово свое и чужое Патрик уставал не меньше, чем от ощущения ежеминутной опасности, которая висела у него над головой, словно меч.

- Спокойнее, мой принц, - говорил ему Лестин. – Нам не нужно торопиться, сейчас время работает за нас. Чем глубже увязнет Густав, тем лучше.

А Густав действительно увяз, теперь это было видно. На юге шла война, на севере горело пламя восстаний. Мотаясь по провинциям, Патрик видел, как обнищали за эти месяцы люди, и понимал, что еще от силы год – и кипящий котел взорвется. И понимал, несмотря на уверения Лестина, что ему нужно торопиться. Элалия и Версана тоже были настроены серьезно, и ему совсем не улыбалось потом отвоевывать у соседей то, что они сумеют выгрызть себе в этой войне.

Вот когда в полной мере оценил наследный принц то, чему учили его все эти годы! Только теперь он понял, что все, что вбивали в него учителя, имело под собой реальную основу и главное – работало, надо было только правильно применять эти знания. Пусть сколь угодно противны были увертки и намеки, но теперь Патрик не только умел видеть их, но и понимал всю необходимость негласных этих правил. Это было нужно, это было единственно правильным. Только теперь он до конца осознал смысл яростной ругани отца и деликатных наставлений лорда Лестина. И был благодарен им… В конце концов, теперь от правильности его действий впрямую зависела жизнь, и если бы только его жизнь…

А потом на смену отвращению пришел интерес и в какой-то мере даже азарт, точно в игре в шахматы. Политика действительно похожа на игру в шахматы – с той лишь разницей, что потеря короля здесь означала не следующую партию, а смерть – в лучшем случае, в худшем же – свидание с Гайцбергом. Мир порой казался черно-белой клетчатой доской, очередные ходы снились во сне, а люди иногда представали фигурами, и тогда Патрик спохватывался и одергивал себя, напоминал, что в его руках – чужие жизни.

И каждая ошибка могла стать роковой. Любой из тех, кто обещал поддержку и помощь, мог с равным успехом помочь деньгами или поручительством – или шепнуть кому надо словечко, на радость королю Густаву. Приходилось полагаться на удачу, знание придворного расклада и свои прежние воспоминания, да еще – на чутье и опыт лорда Лестина.

Лорд Лестин…. Сколько раз, лежа ночью без сна, напряженно обдумывая очередную многоходовку, Патрик благодарил Бога за этого человека! Помощь его была не просто огромной – ей вообще не было цены. Каждый день Патрик клялся себе, что если (когда!) они победят, он сделает все, чтобы старый лорд до конца своих дней никогда ни в чем не нуждался.

В угаре и азарте, в напряжении и риске пролетали дни.