- Как не справиться? – Консул, ответственный за всё, что касается войска и оружия, расплылся в улыбке. - Девять досок исписали расчётами, стервецы. Лунарии на исследования лопатами у меня гребут, благо Астрид подписывает. Третью сиракузку уже мастерят. Шагов на семьсот, наверное запуляют каменюку. А новую машину обещают, на ней и тысяча будет. Так что, наверное, сможем, Рикардо, к зиме осадной парк собрать. Только вот толку-то, если ты сам говоришь, что главным бойцом против купчишек будет голод? Сиракузка, да и любой камнемёт, может в городе шороху навести, попугать, но и только. Стену же никакая сиракузка не пробьёт. А те стены, что там, в Феррейросе… - Тяжелый вздох, друг отца озадаченно покачал головой. – Там вообще всё бесполезно. Разве насыпь насыпать и по насыпи на штурм – они-то толстые укрепления сделали, да вот невысокие больно. Но на это королевская армия нужна, мы не потянем.
- Почему «сиракузка» - уцепился я за незнакомое слово. Что пропустил?
- Рикардо, так ведь эта машина нарисована на гербе нашего института, - ответила мне Астрид. - Который имени Архимеда из Сиракуз. Ты рассказывал много про него. Про воду, рычаги, насосы. Значит, он и её изобрёл, в этом городе? Правда же? А значит «сиракузка», так и назвали.
Ё-моё! А звучит-то логично.
Ладно, где-то было «требюше», у нас «сиракузка» - нормальный заход. Могло и хуже название всплыть.
- Верно, молодцы! Просто на слух непривычно, - признался я. – Так ведь, Вермунд, голод ещё не всё. Надо чтобы люди не просто голодали. Нужно, чтобы боялись. Страх и безысходность, когда работают вместе, гораздо круче, чем если по отдельности. Да, лишения, но у них в городе будет много хлеба – на последние деньги этой осенью запасут всё, что можно, сколько в амбары влезет. И ещё немного сверху. Но надо чтобы каждый божий день, каждую божью ночь, просыпаясь или засыпая, они знали, что смертны, что им может прилететь, в прямом смысле слова. Каменюкой в дом. И не важно, магазин у тебя, лавка, казарма, церковь или здание магистрата - каменюки будут падать повсюду. И не столько убивать нерасторопных и невезучих, сколько вгонять их везучих сограждан в унылую тоску.
Войско, в котором лишения, но которое стойко верит в свои силы и в свою мощь, очень сложно победить. Нет хлеба? Урежем пайку, крыс съедим. Но победа всё равно будет за нами, ибо мы – это мы! – патетически воскликнул я, вспоминая блокаду Ленинграда или героическую осаду Смоленска поляками. – Войско же, в котором бойцы пали духом, сдастся, даже имея провиант и воду, и нормальные условия. Ибо моральный настрой – вот наше всё.
- Брат, такое чувство, что ты только и делал последние двадцать лет, что возглавлял войска, причём не менее королевской гвардии, - улыбнулась Астрид. – Столько всего знаешь и понимаешь!
- Имеющий уши да услышит! – пафосно произнёс я. – А имеющий мозги – да поймёт, что услышали уши. Только и всего, Рыжик.
- Рикардо, можно тебя попросить? – нахмурил брови Вольдемар. – Я пытаюсь давать в академии материал, что надиктовал ты, по твоим записям. Но я – не ты, так ловко рассказать не могу. Да просто потому, что не знаю столько, сколько знаешь ты! – Честное заявление. Этого момента я боялся и не склонен переоценивать талант моих первых инструкторов. – Задержись ещё на денёк, тем более, если эльфы тебе помогут, прочти несколько уж очень нужных лекций. По тактике построения, тишины, приказов и как палки держать мы сможем, осилим. Но по стратегии… - Вздох. – Рикардо, войны воюются рыцарской конницей. Нет у меня специалистов, которые могут про пехоту рассказать. А ещё то, что сейчас говоришь нам – расскажи и им тоже. Ты умеешь рассказывать, я не смогу так.
Я пожал плечами, чувствуя, что да, придётся задержаться. Это важно. Педагогика вообще САМАЯ важная наука. У нас этого не поняли, и просрали целое поколение. Как в собственной стране, так и в окрестных. Что я понимаю значение пропаганды – отлично, но и педогогику нельзя отпускать на волю.