Не сказать, что он получил огромное удовольствие от омлета, однако мысли в голове у охотника ходили провокационные. Что может сделать шеф Комацу-сан, которую нашёл Коко, с ингредиентами, которые нравятся Зебре? Позволит ли её готовка перешагнуть ему очередной порог эволюции клеток?
— Заметил, — сказал Зебра, когда молчание слишком уж затянулось.
Вечер был хорош: нежный свет умирающего солнца, лёгкий ветер, задерживаемый невысокими домами. Природа и здания вокруг источали золотой свет, мягкий и тёплый. Давно Зебра не ощущал подобного умиротворения.
Но на душе скреблись кошкозавры. Шеф Комацу-сан явно знала много, очень много о Небесных Королях; возможно больше, чем они сами знали о себе. Она смеялась, когда Зебра рассказывал о Торико и Санни. Хохотала так, будто хорошо представляла, о чём он говорит.
Но при этом ни разу не высказывала, что знает их. «Только поверхностно, благодаря телевидению», — улыбалась Комацу на прямой вопрос, отводя взгляд.
Вот только из-за Ичирью про Небесных Королей практически не снимали репортажей. Да, о легендарных охотниках все знали, но именно по телевидению о них не говорили. Подобная осведомлённость напрягала. Хотя от самой Комацу не ощущалось угрозы или какого-либо негатива.
Девушка отказалась от денег за ужин, одним взглядом пристыдив Коко и всколыхнув в груди Зебры раздражение. Однако привычные слова о дерзости застыли у охотника в глотке, и пропихнуть их дальше не выходило.
На прощание Коко потянулся было к руке девушки, но Комацу легко отстранила его ладонь. Вместо этого повар обняла ядовитого гурмана и с улыбкой стребовала у нового гостя обещание приходить как-нибудь ещё. Деревянными объятиями Коко она явно наслаждалась.
Зебру она обнимать не стала, ограничившись рукопожатием. Ладошка у Комацу была очень сухой, шрамы чувствовались вздувшимися канатами, а под кожей скрипели изломанные кости. С такими травмами Комацу не могла быть поваром, но при этом потрясающе готовила.
Зебра предполагал, что она обладала неким даром предвидения, похожим на способности Коко. Однако его брат видел тень смерти, тогда как Комацу, скорее всего, могла видеть будущее. Иногда её тёмные глаза застывали, взгляд терял осмысленность, и через него прорывалась неприятная, гнетущая пустота. Потом всё приходило в норму, и Комацу поступала так, как Зебра не мог ожидать от новой знакомой.
К примеру, она подходила к нему исключительно с правой стороны. Левая, на которой и была порвана щека, всегда была напряжена. Ощущать кого-либо рядом с раной на лице Зебре не нравилось практически инстинктивно, и его братья не раз были биты за то, что наваливались с щенячьими нежностями именно слева.
Комацу подходила справа, Комацу знала, как готовить для Зебры яйца, Комацу спокойно принимала тактильный голод Коко, Комацу смеялась над историями об охотниках «для своих», Комацу точно представляла, сколько едят Небесные и яро протестовала на предложение Зебры привести двух оставшихся братьев в её ресторан.
Комацу знала что-то такое, от чего у Зебры подсознательно вставали волосы дыбом. И при этом относилась к нему и к Коко с доброжелательностью и практически супружеской заботой.
С матерью её сравнивать не получалось категорически.
— Что будем делать? — спросил Коко.
Они практически дошли до выхода из города. Ночь подкрадывалась всё ближе, солнце уже уснуло и только последние его отблески тщетно пытались согреть землю. Холод пробирался через распахнутый белый пиджак и расстёгнутые верхние пуговицы рубашки. Галстук, измазанный в соусе, Комацу забрала, чтобы отстирать пятна, «потому что иначе ты его точно выбросишь, а он удивительно подходит к твоим волосам».
Комацу относилась к Зебре так, будто знала его, по крайней мере, тысячу лет. А ещё у девушки над ключицей красовался шрам-укус, и отпечаток зубов был на удивление знаком.
Когда же повар заметила, что Зебра рассматривает эту отметину, то прикрыла её ладонью. Выглядела Комацу спокойной, и ровным тоном попросила не обращать внимания на её шрамы. Дескать, её это смущает.
Только чёрта с два её это смущало. Скорее, Комацу не хотела, чтобы Зебра её рассматривал, потому что… потому что что?