Эванс, к примеру, ожидал увидеть ковры-самолёты, запряжённые пегасами кареты, да хоть единорогов или драконов. Он надеялся, что у магов есть драконы. А то этот насквозь механический поезд убил в нём практически всю веру в волшебство.
Дальше — хуже.
Люди, хоть и были волшебниками, но практически ничем не отличались от магглов. Высокомерие, разделение на классы по знатности и уровню дохода, попытки казаться лучше, чем есть на самом деле… всего этого Эванс насмотрелся ещё в приюте, когда потенциальные приёмные родители присматривали для себя жертву. Почему-то мальчику казалось, что у магов всё совершенно по-другому. Но люди оставались людьми что с волшебными палочками, что без них.
Кстати про волшебные палочки… Эванс недовольно поморщился, когда затаскивал его с сестрой поклажу в вагон поезда. Лили, заметив недовольство брата, обеспокоенно взглянула на него:
— Больно?
— Нет. Просто неприятно.
Девочка поджала губы, но развивать тему не стала.
Магический мир преподнёс детям не самый хороший подарок в первый же день знакомства: глубокие, отвратительно выглядящие ожоги на ладонях Эванса. Последствия от примерки неподходящих волшебных палочек.
Что интересно, эти раны появились не сразу. Прошло по крайней мере несколько часов после посещения Косого переулка, прежде чем на мальчишеских ладонях начали расцветать ожоги. Точно на тех местах, где с кожей Эванса соприкасались отвергнутые волшебные палочки.
Лили, если честно, знатно перепугалась, когда брат вернулся в приют с обожжёнными руками. Но всё равно оказала достойную помощь: перевязала, обеззаразила, немного помагичила и ещё по мелочи. Казалось бы, она должна была давно привыкнуть к разным ранам, ведь у Эванса была одна довольно страшная особенность…
На коже её дорогого братца периодически возникали тёмно-красные, фиолетовые, а иногда и светло-зелёные пятна. Как правило, с появлением этих отметин от Эванса начинало неприятно пахнуть, и Лили сообщала об изменившемся запахе до того, как происходил какой-нибудь конфуз и кто-нибудь замечал изменения кожи. Также на теле Эванса часто прорывались странные нарывы: по краям разошедшейся плоти они были тёмно-коричневого, почти чёрного цвета, тогда как в самой своей сердцевине плоть имела тёмно-фиолетовый оттенок. Если с пятнами Эванс разбирался легко сам, то вот такие язвы ему приходилось лечить вместе с Лили часами, нашёптывая на них что-то своё, на непонятном языке.
Какой-то сердобольный старшекурсник махнул палочкой, и багаж будущих первокурсников взлетел. Лили благодарно улыбнулась, схватила брата за запястье и потащила за собой в поисках свободного купе. Всё было занято, даже непривлекательные купе возле туалетов и выхода.
Найти пустое купе оказалось невозможно. В итоге, Эвансам пришлось присоединиться к активно обсуждавшим профессоров второкурсникам.
— А я говорю, что Флитвик — лучший! — с вызовом воскликнул щуплый белобрысый паренёк в помятом джемпере и голубом галстуке. — Он нас стольким крутым вещам научил! Вот ты умеешь превращать что угодно в гриб? Нет? То-то же!
И, словно в доказательство своих умений, он выхватил из кармана палочку и направил её на лежащие на столике конфеты. Те сразу стали расти и меняться, приобретая вид грибов.
— А нас профессор Спраут научила определять много растений, — лениво протянула девочка с двумя высокими каштановыми хвостиками. — И ты наколдовал прекрасные ядовитые грибы, умник. Возвращай конфеты!
— А я не умею, — растерянно признался «умник», смущённо потирая макушку. — Я не учил обратного заклинания.
Купе наполнилось хохотом, и тогда Лили поняла, что там их с братом точно не обидят.
Интуиция, как всегда, не подвела маленькую ведьму: уже через пять минут их с Эвансом усадили около окна, дали в руки кружки с чаем и бутерброды и даже погладили по головам, как маленьких. С разговорчивой Лили тотчас завели беседу, наперебой рассказывая о каждом факультете, — компания вмещала в себя представителя каждого, — и об учёбе в общем; к молчаливому мальчику второкурсники не лезли, думая, что тот заснул, и стараясь говорить как можно тише.