Он не отнял у меня возможность говорить. Вместо этого постарался успокоить.
Наверняка лишь для того, чтобы вновь и вновь наслаждаться моими лживыми историями, в которых я очень скупился на краски.
Крик и слёзы были не единственным способом показать моё состояние Якову.
Я сам не понял, что произошло и почему поступил так. За чередой вопросов, на которые я не мог найти ответы, мир ушёл из-под меня. Воздух затвердел, сердце перестало биться, а мысли закопошились как вши в волосах и начали пожирать самих себя.
Я ударился виском о стену. Я не старался, не прикладывал силу, но, возможно, именно из-за чистой инертности движения, удар получился сильным. На секунду он привёл меня в чувство, и я снова сделал это, ощущая, как воздух проливается в лёгкие. Мир потихоньку возвращался, и я – в него.
Яков показался в комнате с явным беспокойством. Схватил за плечи и отдёрнул от стены. Таким напуганным я увидел его впервые – он переживал. Принялся спрашивать, почему и зачем. Осмотрел место многократных ушибов. А я не чувствовал боли. Не чувствовал ничего, кроме размеренного пульса в правом виске, от которого шла сама моя жизнь.
Позже, когда я пришёл в себя и почувствовал то, чем на самом деле была боль, я восстановил воспоминания. Яков уходил, ненадолго, за бинтами и перекисью в другую комнату. В этой он ничего не держал. Тут ничего и не было: кровать, ёлка. Только для меня, который «ни в чём не нуждается».
Голова ныла всю ночь. Я шипел и всхлипывал. Всю ночь меня утешал Яков своей пластинкой, а под утро я согласился на обезболивающее.
***
Это было критично. И мыслить я начал так же.
Мне нужно убираться отсюда, как можно скорее, пока я не свихнулся и не откинул концы.
Главным было освободить руки и ноги. Что происходило, когда Яков занимался моей разминкой. Этот момент я запомнил – он отправной. Нужно сделать так, чтобы он не связал меня снова. Следующий шаг – сделать нечто такое, что заставит его покинуть комнату. После… я бегу.
Я прикинул, что, скорее всего, дверь будет закрыта, а где ключи от неё – я не представляю. Следовательно, мне нужно избавиться от Якова. Оглушить – этого хватит. Я выбегу в следующую комнату, схвачу что потяжелее и, не щадя себя, нанесу удар. Смогу.
***
День начался нелегко с самого утра: я не выспался (будто бы мог), но сонливость, она же усталость, пойдёт мне на руку.
Я не сопротивлялся сегодня, как и раньше. Старался быть более податливым, чтобы вернуть доверие, которого мог лишиться из-за пары-тройки срывов. Радовало то, что Якова они волновали, из-за них он не злился. Он не агрессировал на меня, и поэтому, относительно, моё физическое состояние оставалось удовлетворительным.
Я принял все процедуры без заминки, рассказывал о себе с заинтересованностью, пытался сблизиться с Яковом. Он вёл себя почти как обычно.
Тоже неплохо.
Перед ужином Яков разминал мои руки. Я состроил озадаченное лицо, нахмурил брови, присматриваясь к конечности, которой он касался, и периодично кидал на Якова взгляды. Он заметил и спросил:
— Что-то не так?
Я поёрзал и потупил взгляд в стену. Пожал плечами и, вздохнув, сказал:
— Не чувствую рук.
Я старался максимально не напрягать мышцы и быть расслабленным.
Яков с упорством помассировал мышцы, сделал пару сгибательных упражнений.
— Всё равно не чувствую. Так уже день третий. С ногами то же самое.
Он был ошарашен. Неужто не знал, что делать?
Я почти не скрыл собственного удивления.
— Можно, хотя бы сегодня, — мой голос задрожал, — ты не будешь связывать меня?
Яков впал в ступор. Он активно раздумывал над моими словами и, по всей видимости, искал варианты «против». Я не должен позволить ему отыскать их.
— Пожалуйста, Яков.
Он встрепенулся, щёки покраснели.
Я специально не обращался к нему по имени, потому что видел, какую реакцию оно вызывает.
Я был в шоке, как парень, который додумался похитить человека, раздевал его догола и трогал член как ни в чём не бывало, краснел от своего имени?
— Хотя бы до вечера, — умолял я. — После ужина можешь снова связать. — Я сбил его мысли. — Мне… страшно остаться без рук и ног, — прошептал я и опустил голову.