Он не «наивен». Он – бездушная тварь, которая сумела каким-то запредельными образом оказаться в городе и встретить меня.
От злости у меня пошли слёзы. Снова. Один только его вид заставлял меня ненавидеть всем сердцем.
— Тише-тише, — пролепетал он и коснулся головы. — Всё пройдёт, не волнуйся.
За это я хотел убить его. По-настоящему. Мои ноги не вернутся. Моё здоровье не вернётся. Я больше не смогу жить прежним спокойствием, если вообще когда-нибудь смогу жить вне этих стен!
Яков продолжал бормотать заевшие предложения, но внезапно, я уже никак не ожидал от него, спросил:
— Знаешь, почему я… выбрал тебя?
Если раньше мне было дело, то теперь – нет. Абсолютно. Мне срать.
Слёзы не унимались. Они, как осколки стекла, резали глаза и виски.
— Когда я увидел тебя, то сразу понял, что ты тоже один. Ты в чём-то непомерно нуждаешься. У тебя отняли это, и ты хотел вернуть. Но не было возможности. И тоска за это в твоих глазах, как лёгкая пелена облаков на предрассветном небе, придавала тебе очарование. Я мог наслаждаться им, пока наблюдал за тобой: из-за кассы, пока раскладывал продукты, делал вид, что занят. Я смотрел, и с каждым разом во мне крепла уверенность. Я понимал и принимал сердцем, как мы похожи, — он продолжал свой бред.
Моя голова гудела. В ней кто-то усиленно бил по алюминиевым тазам, не экономя сил.
Хрена с два мы похожи.
Кусок дерьма…
Он поплатится за это.
========== 10. ==========
— Доброе утро, Илья, — сказал Яков, когда я открыл глаза.
— Доброе, Яков, — нараспев произнёс я, улыбаясь и прижимаясь к нему.
По всей видимости, он проснулся раньше и наблюдал за мной, пока я спал. Долго ли? Пару минут? Часов?
Спасибо, тварь, что хотя бы не дрочил.
— Как ты себя чувствуешь?
— Просто замечательно. Не передать словами, — я продолжал елейным тоном, от которого самого выворачивало, но которому безоговорочно верил Яков.
Я решил переметнуться к новой стратегии. Она проста – вновь завоевать доверие и воспользоваться им по полной. Для этого пришлось стать таким – милым и податливым, который соглашается и принимает все заботы и ухаживания. По-настоящему. Без неприязни. Хотя бы внешней.
Я не собирался разбивать его сердце, высказав своё возмущение. Вероятность того, что Яков отрежет мне следом за ногами язык, достаточно велика, а я не намерен терять какую бы то ни было из частей себя ещё раз. К тому же, он будет слушать? Не будет. Ему главное, чтобы я не протестовал, остальное его не печёт, и поэтому его так легко использовать.
Нужно всего лишь не прогадать.
После того, что он сделал, я не уйду (как же смешно) отсюда просто так. Минимум – оставлю свой след на его теле, шрам, который погубит его, прямо как те, которые погубили меня. Максимум – я лишу его жизни. Сейчас, улыбаясь перед ним и строя сладостное выражение лица, я не сомневаюсь, что смогу это сделать.
Я не прощу его. За все те мучения и страдания. Если буду убивать, то буду убивать медленно, отрезая конечности за конечностями, кусочек кожи, за ним мясо, поиграюсь с венами и артериями, внутренними органами и другими органическими слоями. Стоило только представить, как мои руки трогают упругие оболочки сосудов, гладкие ткани органов и кости, освобождённые от мяса, я расслаблялся, к щекам приходила кровь. Я был уверен, ещё немного таких активных фантазий, и я научусь кончать без рук.