Лимптон предположил, что это место когда-то было заполнено антиквариатом, но весь он был продан на медицинские расходы, и предположил правильно, потому что в следующее мгновение его хозяин сказал:
- Печальное зрелище, я должен сказать, сэр. У нас было много сокровищ, и хотя этот дом был магазином с хорошей репутацией на протяжении двух столетий, я боюсь, что его больше нет. Несчастье вынудило нас продать мои реликвии и старинную мебель, чтобы оплачивать счета на медицинские расходы.
Первым побуждением Лимптона было дать сентиментальный ответ, вроде «мне очень жаль это слышать» или «пожалуйста, примите мои искренние сочувствия», но ничего из этого он не сказал.
В его голове, как жужжание комара, который никак не улетит, остался бесконечно малый образ обнажённой груди загадочной женщины.
- Нас? - спросил Лимптон.
- Сэр?
- Я подумал, вы сказали «мы»; несчастье вынудило «нас» продать вашу собственность.
- Да, сэр, это я и моя дорогая бедная дочь...
- Ах, мне показалось, что я слышал женский голос. Он говорил по-латыни, да?
- Да, сэр, вы очень проницательны! Скорее всего, она читала послеобеденные молитвы, потому что она очень набожная девушка. Она никогда не пропускает ни одну службу в церкви, нет, сэр. Я думаю, она просто ушла отсюда, чтобы поискать ежевику возле Холма Дэвиса.
На округлом лице Лимптона появилось удивление. Он сомневался, что сможет найти это объяснение её отсутствия правдоподобным.
«Девушка была голой в этой самой комнате всего несколько минут назад, а теперь, несколько минут спустя, я должен поверить, что она собирает ягоды?»
Но какой призыв дал ему право оспаривать хозяина дома?
Однако какая причина может быть найдена в том, что мистер Браун обманывает истину?
Образ этой превосходной груди Лимптон был вынужден развеять.
«Это неважно сейчас. Я здесь, чтобы...»
- Откровенно говоря, мистер Браун, я здесь по поводу кукольного дома, и у меня мало времени, чтобы задерживаться. Можно мне на него посмотреть?
- Конечно, можно, - затрещал старик и засмеялся. - Прямо по этому пути! - и с этим Браун, довольно парализованными шагами, провёл своего гостя через большую гостиную, где более высокие окна предоставляли владения восходящих лугов, граничащих с полосой леса.
Но эта комната, очевидно самая большая в доме, почти лишилась всяких стоящих вещей. Пустые квадраты на фоне тёмных обоев открывали места, где раньше висели картины. Полки и бра тоже стояли пустыми. Лимптон попытался представить это место в расцвете сил.
Слева располагалась кухня, оборудованная лучшими приборами, которые мог себе позволить девятнадцатый век, но вряд ли двадцатый: пузатая печь, тяжёлый мясницкий стол, каменный камин, увешанный крючками и так далее. Следующим был кабинет, полки которого грустно смотрели без книг.
«Всё, - сообразил Лимптон, - всё продано, бедняга».
- Это особенная комната, куда я вас веду, сэр, - скрипнул голос Брауна.
Он звякнул связкой ключей. Это было в конце длинного тёмного коридора, где находилась дверь, и Браун с небольшим нажатием открыл её.