Если не считать тех коварных видений, охвативших его во время сна. Я уже упоминал, что Лимптон и его жена не спали в одной постели? Каждому из них была предоставлена отдельная спальня, а Лимптон установил в своей комнате викторианскую кушетку с наполовину открытым балдахином (она сама по себе являлась ценным сокровищем) для таких случаев, когда он чувствовал склонность спать среди своих самых ценных вещей. Это была одна из таких ночей.
Несколько окон с высокими створками позволяли проникать под наклонные планки лунному свету; это была великолепная лунная ночь. Глаза Лимптона медленно открылись, когда часы пробили три, но его мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы вычислить три основных элемента несоответствия с этим слуховым наблюдением.
Во-первых, в доме вообще не было часов с курантами.
Во-вторых, осмотр его наручных часов показал, что было только четверть первого.
В-третьих, он слышал эти часы раньше...
- Это же...
Он приписал этому явлению самое прозаическое объяснение: отголоски неприятного сна. Он закрыл глаза, чтобы снова заснуть, однако...
С неожиданным треском в его уши как будто просочилась невыразимая, зловещая последовательность перезвонов, которые он слышал ранее у Брауна - точно так же, когда он услышал, как часы пробили три часа, хотя на самом деле было не три.
Эта оклеветанная дисгармоничная последовательность искажённых, похожих на колокольчик нот, эта кощунственная, неприятная для слуха композиция чёрной магии. В таком случае, для Лимптона было вполне разумно воскликнуть:
- Но это полное безумие!
Ибо никакое другое слово не могло быть правильно присвоено этой ситуации. Ужасная демоническая мелодия, казалось, следовала за ним, когда он выбегал из комнаты. Дважды за день он больше не мог выдержать такое, так противна, так отвратительна, так совершенно и невыразимо тошнотворна была эта чудовищная последовательность нот. Но как такое могло быть? Ему приснился этот звук? В его душе бушевали мысли и образы самой отвратительной природы: мысли о сатанинской похоти и образы пыток, которые могли свести к минимуму желудки Нерона, графа де Сада и Жиля де Рэ. Лимптону пришло в голову, что, если он не сможет стереть эти образы из своей памяти, он никогда больше не уснёт.
Но тут жуткая какофония сразу прекратилась. Лимптон прислонился к обшитой панелями стене в коридоре, приложив руку к сердцу. Он успокоился и попытался прикинуть, как этот непристойный, скручивающий желудок гармонический шум, который он услышал в тот день (от семифутовых напольных часов трёхсотлетней давности), мог быть здесь так точно продублирован?
- Ради всего святого! - произнёс Лимптон громко. - Так, так, паниковать не стоит - конечно, это был всего лишь сон...
Тем не менее, хотя пост-эффекты от этого «сна» пошли на убыль, он чувствовал себя нервным из-за всех наблюдений, которые меньше всего нравились ему одному в ночном коридоре: он чувствовал, что за ним шпионят глаза семейных портретов, украшающих стены. Фигуры в сгустившейся темноте наверняка смотрели на него, и не с каким-то приятным намерением; он подумал, что кто-то может стоять позади него, но когда он повернулся - естественно, никого не было.
Потребность справить нужду и короткая прогулка по холлу оказались бесполезными, чтобы рассеять его беспокойство.
- Давай избавимся от почечного сока, а? - сказал он, вспомнив детские идиомы.
Пока он был вовлечён в этот процесс, его взгляд повернулся влево.
Он смотрел в скромное окно, из которого открывался вид на дом Левенторпа - величественный особняк, построенный в традициях времён королевы Анны, хотя и вполовину не такой величественный, как жилище Лимптонов. Только одно освещённое окно притянуло его взгляд, а также...