Лумми спустился на землю, – Вот так.
– Я ничего не видела, – сообщила Ива, – никакого сияния никаких капель.
– Я думал, когда летуны вот так шевелят ушами, они к чему-то прислушиваются, а оказывается ищут волшебство, – Грегори вернулся к книге и что-то в ней записал.
– Слушай, Лумми, а вокруг хнугов, летунов, шумушек или там, зайцев и коростелей свечения нет? – поинтересовался Барти.
– Есть, но это не то, совершенно.
– А кто-нибудь кроме летунов его видит? – спросил Грегори, не отрываясь от записей
– Ну, я вижу, – заявил сороченок, все это время он чистил перья клювом и казалось совсем не прислушивался к разговору.
Поднял голову, глаза остекленели, птенец взлетел на вершину дерева поводил клювом возле веток, спустился и что-то передал Лумми.
– Значит птицы могут, а я и не знал, – изумился летун.
– Нужно найти еще помощников, Барти и Ива, ищите тех, кто видит волшебство. Ты сороченок, лети к птицам, пусть собирают волшебство и несут сюда. Лумми начинай делать пузырь, я тебе помогу.
– Даже если мы наберем пузырь, волшебству еще нужно время вызреть и трансформироваться, а у нас его нет.
– Придумаем, что делать дальше, а пока чего стоим, за работу!
Ива и Барталамео пошли искать помощников.
Муравьи отказались даже слушать, конечно, им нужно ремонтировать муравейник и доить тлей, подумаешь, мир погибнет. Заяц не видел ничего кроме лисьих следов и очень спешил. У белок нашлись дела поважнее.
Заприметили улей, и тут оказалось пчелы видят волшебство и могут чуть-чуть его трансформировать. Барти попросил Иву помолчать, а сам похвалил мед и спел песенку о пчелах-чародейках. Словом пчелы полетели вместо нектара собирать волшебство. Потом музыкант договорился с осами и шмелями. На этот раз спел песенки об осах-чародейках и шмелях-колдунах.
Вернулись, когда Грегори и Лумми уже доделывали пузырь. Со всех сторон слетались птицы, пчелы и летуны с каплями серебристой магии. Пузырь быстро наполнялся, хнуги этого не видели, приходилось верить Лумми на слово. Птицы и насекомые слетались тысячами, закрывая собой небо, опускали что-то в пузырь и улетали. Впрочем, летун уверял, если не придумать способ быстрой трансформации, все усилия окажутся тщетными.
– Думаю, Лумми, ты не все нам рассказал. Вот ты говоришь, волшебство пропадало только раз, и тогда вам помогли. Но уверяешь, будто мир погибнет. Почему ты так решил? – спросил Грегори.
– Ага, и зачем ваш предводитель бежит к эльфам, если разрушится мир, то и эльфам не выжить, – заметила Ива. И правда, летун не договаривает.
– Вы правы, я рассказал не все, есть позорные страницы в истории летунов и они же черные места на карте вечного края, – Лумми вздохнул, продолжая укреплять стенки сосуда.
– Лес он разный, живой, любопытный. В нем постоянно что-то меняется, а мы следим, если изменения не зловредные – оставляем, иногда как исключения и чудо, иногда как новый закон леса. Если происходит дурное, убираем. Лес ведь он творит так, без злого умысла, что получится, а мы проверяем, убираем или оставляем.