На этот раз вход охранял какой-то зловредный мужчина - судя по всему, отставной военный. Он долго и придирчиво рассматривал наши паспорта, но внутрь все равно не пустил, велев подождать в фойе на скамеечке. Немного погодя вышли Ирина с соседкой и с невозмутимыми выражениями лиц поставили перед нами оставленные накануне в их комнате вещи.
- С ночевкой ничего не получится, - сказала Ирина. - У нас здесь строго. Вам придется ехать в гостиницу.
Я попытался завязать с ней беседу, но девушку как-будто бы подменили. На все мои предложения погулять завтра вместе по Петербургу она отвечала отказом - односложно, раздраженно и агрессивно. Было очевидно, что вся эта ситуация ее крайне тяготит. Нам ничего не оставалось, как попрощаться и, за неимением денег в количестве, достаточном для того, чтобы остановиться в гостинице, отправиться ночевать на московский вокзал. Там мы и просидели всю ночь в креслах, обняв свои сумки. Утром я зашел покурить в вокзальный туалет и практически сразу следом за мной туда заскочил милиционер.
- Рупь штраф! Рупь штраф! - стал радостно восклицать он, поочередно указывая пальцем на куривших мужчин. Когда очередь дошла до меня, он заглянул мне в глаза и вместо повторения все той же фразы, внезапно покачал головой и грустно сказал:
- Нет слов...
Я ничего не ответил, грустно погасил сигарету и вышел. Штраф с меня почему-то не взяли.
Утром мы, усталые и злые, снова отправились в общежития университета, где во дворе Мухсин увидел студента восточной внешности.
- Ты таджик? - сурово спросил его мой попутчик.
- Нет, я туркмен, - ответил тот.