Хотя всё не совсем так – некоторое моральное удовлетворение есть, когда узнаёшь, что виновные в гибели близкого тебе человека наказаны. Всего лишь моральное удовлетворение, от которого боль не становится меньше.
Наоборот, в те моменты, когда ты узнаёшь, что аварийные выходы были закрыты на замок, а тот, кто мог оказать помощь, прошёл мимо терпящих бедствие, когда понимаешь, что у близкого человека был шанс остаться живым, но кто-то лишил его этого шанса, становится особенно больно.
В такие моменты тебя раздирает между желанием знать все нюансы последних минут жизни и желанием заткнуть всем глотки, чтоб замолчали, чтоб больше не говорили! Потому как боль нестерпима…
А журналисты освещают всё новые и новые подробности. И вот уже выясняется, что транспорт вообще нельзя было выпускать, что владельцы хорошо наживались на этой развалине, что надзорные органы брали взятки…
Шумиха вокруг скандального происшествия поднимает рейтинги передач, но вскоре о трагедии говорят всё меньше и меньше. Жизнь продолжается. Происходят всё новые и новые события. И ты остаёшься один на один со своими горем.
И это ещё хуже, потому что ты понимаешь, что никому не было и нет никакого дела до тебя. Всех волновал скандал. Хроники происшествий выбирали не просто горячие, а «жареные» факты. Ты же с твоей болью никого не интересуешь.
И не важно, сгорел ли автобус или пропала девушка.
А если ты ещё и не близкий родственник, а одноклассник, то и вовсе сиди и молчи в тряпочку. И никому не говори о своей боли, потому что стоит только заикнуться, как по телевидению покажут душещипательную историю, в которой не будет ни слова правды, за исключением, разве что, имён.
Вот Люнхай и молчал.
Он не плакал, потому что мужчины не плачут.
Он слушал новости о маньяке-педофиле и молчал. Он слушал подробности расследований, и о том, что тело жертвы так и не было найдено, и молчал. Он молчал и позже, когда в местных новостях стали рассказывать о городской олимпиаде по физике между десятыми классами общеобразовательных школ, а в мировых новостях – о тайфуне в соседнем мире, унёсшем жизни трёхсот человек. Он молчал.
Только вечерами приходил на школьный стадион и бегал до изнеможения, а потом ложился на подстриженную траву футбольного поля, смотрел на звёзды и снова и снова спрашивал: «За что?».
Он часто вспоминал тот злосчастный день в мельчайших подробностях и всякий раз спрашивал себя: «Почему отпустил Осику? Почему не был рядом? Почему не защитил?».
Конечно, Люнхай слышал рассказы Алики, Моники и Санниабая. Но все рассказы разнились и сходились только в одном – Осика ушла в глубину тучи одна. И никто её не удержал.