Я встретила его однажды утром на берегу реки, моем любимом месте для прогулок. Была середина осени, однако холода еще не наступили, и я могла прогуливаться с книгой в руке по зеленым лугам и под зарослями ольхи у кромки воды.
Он говорил со мной — он шел рядом со мной — он говорил о музыке, о книгах, о сельской жизни. Он сказал мне, что он писатель, и рассказал о землях, которые посетил, о пейзажах, которые видел. Я слушала как во сне. Я никогда прежде не слышала такого голоса. Каждое его слово проникало в мое сердце и подогревало мое воображение. Он сказал, что одолжит мне книгу, которую написал, и принесет ее на следующее утро на луг, на котором мы встретились. Я попыталась отказаться, но он отверг мои возражения и… я пошла.
Позвольте мне рассказать о последующих неделях. Позвольте мне не останавливаться на частоте наших последующих встреч — очаровательном красноречии его речи — восторженном и смиренном восторге, с которым я слушала и внимала. Его книги были серьезны и полны мыслей — гораздо более глубоких, чем все, что я пыталась прочесть до этого времени. И все же я старалась понять его философию и просиживала над страницами ночь за ночью, чтобы иметь возможность поговорить о них с ним и сделать себя более достойной его дружбы.
Да! Его дружбы — потому что он никогда не говорил мне о любви. И все же я любила его — любила робко, благоговейно, как мог бы любить ребенок! Само прикосновение его руки, когда мы встречались и когда расставались, заставляло меня дрожать, малейший взгляд его спокойных глаз, казалось, ослеплял и беспокоил меня. Если бы они хоть раз посмотрели на меня в гневе, я почувствовала бы, что должна была упасть к его ногам и умереть.
Это было неправильно, глупо, по-детски — как вам угодно; но неудивительно, что я так преклонялась перед первым мужчиной, кто был добр и нежен со мной. Помните — я была так молода, так одинока, так нуждалась в любви и поддержке!
Наступила зима, подолгу шли дождь и снег, и я не могла выйти на улицу; эти дни были для меня наполнены грустью — но иногда, даже тогда, он не позволял им проходить, не увидев моего лица, и терпеливо ходил взад и вперед по дороге перед моим маленьким коттеджем, пока я случайно не выглядывала из окна.
Потом наступило Рождество, и он сказал мне, что должен на несколько дней уехать в Лондон навестить своих друзей. Он расстался со мной очень холодно и серьезно, как обычно, но, отойдя немного, вернулся и, сказав, что вернется в день Нового года, внезапно поднес мою руку к губам и отвернулся.
Это был первый знак любви, который он проявил ко мне — самый первый! Иногда, правда, мне казалось, что я замечаю более глубокое волнение в его голосе, более темный огонь в его глазах — но это было так мимолетно, что я едва осмеливалась облечь это в слова; и, в конце концов, это могло быть только воображением. Но этот поцелуй! Этот обжигающий поцелуй на моей руке! Я поспешила домой и, войдя в свою маленькую гостиную, снова и снова целовала свою руку там, где к ней прикоснулись его губы.
Сейчас я не помню ни одного из тех дней между Рождеством и последним днем старого года. Они скользили мимо меня, как картинки волшебного фонаря, и я жила как во сне.
Ничто не казалось таким, каким было раньше.
Лица людей, проходивших по улице, выглядели более жизнерадостными; зимний пейзаж был прекрасен в моих глазах; звук моего собственного голоса, когда я сидела, тихо напевая себе под нос, казалось, стал слаще от испытываемого мною счастья.
Затем наступило тридцать первое декабря. Завтра! Ах, завтра я снова увижу его. Мое сердце странно забилось, когда я подумала об этом; и мне так хотелось встретить день и год, которые возвестят о моем золотом будущем, что я решила посидеть у камина и послушать, как часы пробьют двенадцать.
Это была очень холодная и тихая ночь. Мой маленький домик стоит на самой окраине города, дальние поля за изгородью были покрыты глубоким снегом. Я задернула шторы, развела огонь в камине и попыталась читать. Это было бесполезно. В ту ночь я не могла собраться с мыслями. Меня охватило странное, беспокойное чувство ожидания; по прошествии вечерних часов, я стала нервной и взволнованной.
Внезапно я почувствовала, что он там, и задрожала. Я не слышала ни звука; я не получила никакого предупреждения о его приближении; и все же я знала, что он стоял там, за окном.
Какое ужасное таинственное сочувствие было тем, что я тогда испытала, и что происходит со всеми нами в то или иное время в течение жизни?
Я встала, подошла к окну и отдернула занавеску. Милосердные Небеса! Побуждения моего сердца были верны — он стоял близко к решетке, и лунный свет падал на его лицо!
— Элис! — тихо сказал он. — Элис!
Я открыла окно и выглянула в холодную ночь.
— Я сказал, что буду здесь в Новый год, — сказал он, и его голос был взволнованным и прерывистым. — Через несколько минут наступит Новый год. Я преодолел много миль, чтобы увидеть вас. Я пришел попрощаться!
Я хотела что-то сказать, но слова замерли у меня на губах.