— Может, это из-за тебя он так поздно возвращался домой? — усмехнувшись, тихо произнёс Гордон. — Мой брат часто жаловался, что Артур где-то пропадает по вечерам, и сильно из-за этого волновался: Нью-Йорк город большой и не слишком безопасный, особенно для маленького мальчика. Вот они сюда и перебрались.
Я молчал. А перед глазами всплыло воспоминание о последнем дне, когда я видел маленького Артура.
Под сиплые крики и стоны разбивающейся посуды я вновь вылетаю из дома и со всех ног бегу к убежищу — широкому клёну, на ветках которого очень удобно сидеть — радостно приветствую Артура, ждавшего меня там. Он, как и всегда, старательно выговаривает заплетающимся языком робкое: «Привет» и машет рукой. Но глаза его мокрые от слёз.
— Что случилось? — чётко и медленно проговариваю я, чтобы Артур всё понял. — Опять Люк тебя задирал?
Артур мотает головой и, прижав к груди плюшевую коалу Кенни, начинает тихо хныкать. Пришлось потратить немало терпения и времени, чтобы он успокоился. Вытирая покрасневшие глаза и с трудом подбирая слова, Артур лепечет:
— Я и ты… нет играть…
— Хочешь поиграть? — догадался я.
Но Артур отрицательно мотает головой и говорит, еле сдерживая подступающие слёзы:
— Мама и папа сказать… пока-пока…
— Я не понимаю, о чём ты, — сдавшись, выдыхаю я. А Артур так и сидит, весь опухший и покрасневший от слёз. Я шарю по карманам и вскоре торжественно выуживаю из них горстку талых, помятых конфет. — Смотри, что я раздобыл у зануды Берты! Будешь?
Артур благоговейно берёт пару конфет, закладывает их за обе щёки, довольно облизывает пальцы. Он успокоился и повеселел — вот и отлично.
Просидев ещё немного на дереве, мы спускаемся и бежим наперегонки в парк: выигрываю, конечно же, я. Там мы пускаем блинчики у пруда и выкапываем червяков, от вида которых Артур вздрагивает, но берёт их в руки, брезгливо сжимая губы.
Когда стало уже довольно темно, а в парке не было ни единой души, кроме нас с Артуром и невидимых птиц, которые изредка щебетали в ветвях, я предлагаю расходиться по домам. Артур тут же поникает, и его глаза вновь наполняются слезами. Приходится опять успокаивать.
— Мы же завтра ещё встретимся и будем играть.
Но Артур упёрто мотает головой и расстраивается ещё сильнее. Никакие уговоры и шутки не работают, Артур меня не слышит: сидит на земле и, разрываясь в истерике, ни в какую не хочет вставать. Нет ни малейшего представления, как успокоить Артура, а ничего лучше, чем погладить его по голове, на ум не приходит. Я легонько касаюсь светлых волос на макушке — Артур замирает, удивлённо смотрит на меня — и тут же отдёргиваю руку, отчего-то засмущавшись, и выпаливаю:
— Ты это… Хватит уже реветь, не по-пацански это.
Воцаряется неловкое молчание. Артур таращится на меня блестящими глазами, а я не знаю куда деться: утешение в моём воображении и реальности дали разный эффект. Я вдыхаю побольше воздуха, чтобы сказать ещё что-то в своё оправдание, но тут Артур вскакивает на ноги и, полный серьёзности, протягивает мне коалу Кенни.
— Это мне?.. Зачем?
Артур упёрто потряхивает игрушкой — когда в недоумении взял её, я невольно удивился мягкости фиолетовой шёрстки, — и холодными, мокрыми пальцами гладит мои волосы у виска: только до сюда дотягивается.
— Что ты?..
— Пока-пока, — шепчет Артур и, морщась от вновь подступающих слёз, убегает.
А я так и стою на месте, не понимая, что только что произошло.
Наступает новый вечер. Я снова убегаю из дома, пока никто не видит, и прихватываю с собой Кенни, чтобы вернуть его Артуру и расспросить, зачем он мне его отдал. Когда я подхожу к дереву, Артура там ещё нет. Взбираюсь на широкую ветвь, усаживаю рядом коалу и терпеливо жду друга. Но Артур так и не приходит. Ни в тот деть, ни на следующий, ни через неделю, ни через месяц.