Подняв листок над головой, мальчик посмотрел на работу. Готово. Он аккуратно слез с высокого стула, бережно взял рисунок и с улыбкой на лице посеменил к двери, из ниоткуда появившейся перед ним. Джонни не понимал, что происходит, но, тихо ступая, последовал за мальчиком.
Они оказались в гостиной. В полумраке, перед старым камином, укутавшись в плед, сидела в кресле женщина и, ловко перебирая спицами, вязала красный шарф.
— Мама, мама, смотри, что я нарисовал, — восторженно пролепетал мальчик и показал листок матери.
— И что же тут нарисовано? — с каким-то холодом ответила она, взглянув на рисунок.
— Вот это, — мальчик указал пухленьким пальчиком на чёрную угловую линию, — высокая гора; это — небо и солнышко, а это — папа, ты и я, — объяснил он, указывая на прямоугольники.
Женщина отложила вязание и приблизилась к лицу мальчика. Её тонкие брови сползли к переносице, на маленьком лбе появилась глубокая морщина, а бледные губы сжались в тонкую нить.
— Сколько мне раз тебе повторять, что нет никакого улыбающегося солнца, висящих в воздухе гор и уж тем более твоего глупого отца? Нет, и никогда не будет. Почему ты меня не слушаешь и продолжаешь рисовать эти глупости? — зло прошипела она, вырвала из рук мальчика листок и разорвала его на мелкие клочья.
Мальчик захныкал то ли от уничтоженного рисунка, то ли из-за разозлившейся матери, а Джонни стоял в углу комнаты и оторопело наблюдал за происходящим. Он понял, что это за место. Его детство.
Женщина обхватила лицо мальчика, приподняла его голову и посмотрела в заплаканные карие глазки-пуговки.
— Джонни, запомни раз и навсегда: твой отец — самый глупый человек в мире. Он не верил, что невозможно взобраться на вершины гор. А я ему это говорила, и не один раз. Но он не послушал меня и поплатился за это жизнью. Так что учись на его ошибке, запомни, что…
— …не всем дано покорять горные вершины, — прошептал одновременно с ней Джонни Ринго, на которого по-прежнему никто не обращал внимания.
— Особенно тебе, — продолжала она. — Потому что ты — наш сын. Я и папа пытались взобраться выше, чем положено; только я вовремя остановилась, а он нет… Джонни, мальчик мой, не лезь туда, куда не сможешь, иначе — я перестану с тобой разговаривать. Обещаешь, что больше никогда не расстроишь свою любимую маму?
Маленький Джонни так ничего и не ответил, только, кивнув каштановой головкой, прильнул к груди матери и разрыдался.
Раздались щелчок и тихий скрип за спиной. Джонни Ринго обернулся и заметил, как зашёл Джонни, только уже подросток. Он как можно тише прикрыл входную дверь и на мысках прошёл через гостиную с камином, где совсем недавно сидели мальчик и его мама. Джонни Ринго последовал за парнем, удивлённо оглядываясь по сторонам. Буквально секунду назад эта комната была тёплой и уютной, а сейчас всё изменилось. На потухшем камине не стояли больше семейные фотографии в рамках, опустели стены, пропали мягкий ковёр и диванный столик — секретное место с коробкой игровых карточек.
Они поднялись в комнату Джонни — бывшую детскую, тоже изрядно опустевшую. Парень устало плюхнулся на кровать и, отрешённо рассматривая плакаты на стене, неподвижно пролежал так, пока не раздался крик матери. Звала ужинать. Джонни тяжело вздохнул и, погипнотизировав посеревшие шнурки поношенных кроссовок, вытащил из рюкзака помятую бумажку. Он спрятал её в глубоком кармане толстовки и вышел из комнаты.
— Мне нужно с тобой поговорить, — наконец решившись, сказал Джонни. Он посмотрел на холодное лицо матери, обрамлённое парой седых локонов волос. Она, не отводя взгляда от страниц глянцевого журнала, только отпила из кружки кофе.
— И о чём же, — безучастно ответила она.
Джонни поковырял вилкой в ужине, кусая губы, сжал листок, что в кармане, и выпалил на одном дыхании:
— Я хочу продолжить учиться после школы. Я уверен, что смогу сдать все тесты, единственное, что мне необходимо — твоё согласие. Я не хочу, чтобы наши отношения из-за этого стали хуже.
Он многозначительно взглянул на мать, но та, не отрывая взгляда от журнала, холодно произнесла:
— Ты не получишь моего согласия. Сам прекрасно знаешь почему.