В его руке появились старые карманные часы на длинной цепочке. Он начал раскачивать их, как маятник гипнотезера:
— Тик-так, тик-так, — издеваясь, приговаривал Тамзин. Паскудная ухмылка стала только шире. — Времечко уходит. Твой драгоценный Анри скоро придет по твою душу. Беги куда угодно, прячься, но он все равно тебя найдет. И убьет всех, кто будет рядом с тобой.
— Гори в аду, Тамзин!
— Не могу! — Он возмущенно развел руками. — Меня выгнали оттуда!
Я одернула рюкзак за лямки и пошла прочь с площади, сгорая от гнева. Я что ему, кукла какая-то, чтобы со мной играться?
— Угрожает он мне, мать приплетает. Ха! Чертов козел.
Я вспомнила про отцовский нож, ждущий своего часа в темноте рюкзака. Интересно, какова вероятность, что Тамзин при помощи магии постоянно смотрит в будущее, пытаясь предугадать события наперед? Если я сейчас развернусь на каблуках, быстро достану нож и всажу ему в грудь, он это увидит? Успеет ли увернуться? Будет ли ждать?
— Успокойся, Имриш. — Я потерла пульсирующие болью виски. Необдуманная попытка убийства посреди площади при огромнейшем количестве свидетелей меня не прельщала, как и то, что Тамзин возможно чего-то подобного от меня и ожидал.
Пришлось успокаивать себя тем, что я пришла к нему не зря. По крайней мере ему удалось чуть приоткрыть для меня дверь в мир правды и заставить вновь задуматься над проблемой, которая долгие годы не давала мне покоя.
Где мама? Где наша Эллен Каллем?
«Что она сделала со мной?» — крайне специфичная фраза, которую можно было понять как угодно, в любом понравившимся варианте. Это была бессмыслица, доведенная до абсурда.
Да что Эллен Каллем могла с ним сделать? Хрупкая женщина из дремучего захолустья, работающая медсестрой за полставки. В те времена, когда она еще жила с нами, я не помнила ее со старыми книгами в руках. В Эллен Каллем не было ни капли магического. Она не увлекалась травничеством, не прятала в кладовке котлы и летучие метлы, не устраивала шабаши, не разговаривала на мертвых языках и уж точно не интересовалась фокусами. Магическими разве что были ее отношения с отцом: он любил ее столь сильно, что после ее исчезновения так и не женился. Хотя претенденток на роль новой женушки у него хватало.
Я дошла до остановки, окутанная спасительным сомнением. Животрепещущий вопрос промелькнул в голове, как молния в темном небе: а знал ли Тамзин вообще мою мать? Может, это была его очередная уловка, которой он решил себя поразвлечь?
У меня не было никаких оснований верить магу. Ни доказательств, ничего, разве что его слова, пропитанные ложью. Но с другой стороны… Лучшие лжецы всегда говорят правду — они просто выбирают нужные её части и преподносят в выгодном для себя свете.
— Вот скотина…
Я уже собиралась вернуться на площадь и продолжить нашу «дружескую беседу», но меня вовремя одернул завибрировавший в кармане телефон.
— Да?
— Имри! — взвизгнул голос из динамика. — Ты жива!
— Бывало и лучше. Ты вовремя взяла выходной, Салли.
— Боже, как же я рада тебя слышать! Я думала ты погибла! Мне звонила Айрис, когда ты приехала к мистеру Гармору, а потом…
— Как я понимаю ты уже в курсе, что случилось с нашим «Вестником».
Из трубки послышались тихие всхлипы.
— Это ужасно! Когда услышала — не поверила! Мне Мэлани обо всем рассказала. Она у меня тут, в гостях сидит.
Мэлани… Я задумалась. Неужели та самая тихоня из офиса? Мэлани Гриффит. Тощая, как палка, с осунувшимся лицом и светлой копной сальных волос до пояса.
— Она была в «Вестнике», когда все случилось?
— Нет. Когда она приехала к офису, он уже был оцеплен полицией. Но, кажется, ее даже это напугало. Она уже второй час сидит у меня на кухне и пьет зеленый чай. Имри… — Салли перешла на шепот. — У нее кружка трясется в руках.
— Ну… — Мне на нос упала гигантская холодная капля. Секунда, и по асфальту забарабанил дождь, вынудив меня спрятаться под козырек остановочного павильона. — Все мы люди разные. И воспринимаем все не так, как другие.