<p>
Неведомо откуда раздался зычный глас, монотонно прорекший слова на чужом языке. Со змеиным шипением бока птицы треснули и разошлись. Люди поспешно рванулись во дворец. Торопились предстать перед грозным судом. Может, первым обещана поблажка? Марк пробкой вылетел наружу…</p>
<p>
И захрипел, давясь и кашляя, выплёвывая солёную воду. Хоромы исчезли, он лежал на палубе. Вокруг знакомые лица.</p>
<p>
— Слава Милосердному. Жив! А думали, захлебнулся, — услышал довольные голоса.</p>
<p>
Кто-то сердобольно предложил кружку воды.</p>
<p>
— Молодец! — похвалил Фома. — Господь бережёт тех, кто сам себя сохраняет. И помогает тем, кто сам умеет себя беречь.</p>
<p>
— Я был в Шеоле, — сообщил Марк.</p>
<p>
— И как там?</p>
<p>
— Жить можно. Блудниц навалом.</p>
<p>
Он старался вспомнить детали загробного видения. Но оно таяло зыбким туманом.</p>
<p>
Шторм умчался, захватив разодранные в клочья тучи. Недосчитались троих подростков и одного взрослого.</p>
<p>
После бури стихии словно устыдились своего поведения. Тихий попутный ветер помогал гребцам. Море угомонилось, стало спокойно и бесконечно, как после дней Потопа.</p>
<p>
Разнообразия пейзажа за бортом не наблюдалось, на западе, востоке, севере, и даже юге — только вода. Однако скука отсутствовала. Море не воспринимало мореплавателей как гостей и не позволяло праздно сидеть и считать волны. Для стихии они были сезонными рабочими, которых надо постоянно занимать. Да и капитан Елисей не любил лодырей. Он видел бездельников даже сквозь палубу и толщу воды. Праздношатающиеся рыбы нервно улепётывали от его взгляда. Поэтому в свободное время каждый драил палубу. На корабле движется все вокруг, кроме судна. А так уж заведено у мореходов, всё, что не движется, надо мыть.</p>
<p>
Как-то Марк скрёб настил у мачты и вдруг вспомнил, как во время шторма спасательная верёвка соскользнула в самый неподходящий момент. Он же прочно затянул петли. Словно по наитию провёл пальцами по дереву там, где был узел, и вдруг обнаружил след от ножа. Так вот что случилось. Наум не простил поражения. Им всегда будет тесно рядом. И с этим надо что-то делать.</p>
<p>
Вот уже несколько месяцев сорок весел и два паруса настойчиво тащили хрупкую игрушку стихий по необъятной, качающейся и трясущейся массе воды. Ночь меняла день по традиции, заведённой с тех пор, как Творец отделил свет от тьмы, а судно непостижимым образом всё еще оставалось цело.</p>
<p>
Время течёт для всех, добрых и злых, сильных и слабых. Его не трогают людские страдания. Оно безразлично, как свет солнца, шелест ветра, рокот волн. Отрешённо, даже равнодушно, подобно Богу. Лишь иногда бросает взгляд на крохотное судёнышко, настырно пробирающееся неведомо куда.</p>
<p>