– Есть Алон, – согласилась Шай. Ее голос звучал неуверенно. – Он из колена Леви и служит Господу. Многие называют его святым, но мой отец...
Лабарту поднялся, и Шай встала вслед за ним, словно их соединяли невидимые нити.
Лабарту заговорил, повелительно, но мягко, чтобы в ней не вспыхнул страх. Страх порой сводит с ума быстрее жажды.
– Иди домой, Шай, – сказал он. – Если завтра ты захочешь крови так сильно, что позабудешь про нечистое и чистое, позови меня. Но не вслух – позови в сердце своем, и я приду. Если же решишь, что не можешь пить кровь... – Он замолк на мгновение. Шай ждала. – Если решишь так, тогда пей лучи солнца вместо крови, они дадут тебе силу. И отыщи того святого человека и попроси его тайно встретиться с тобой на перекрестке дорог, за рекой. Пусть он придет туда на рассвете. Он сможет очистить тебя. Я обещаю.
Шай глубоко вздохнула, собираясь с силами, а потом спросила, не опуская глаз:
– Зачем тебе это? Ведь это ты осквернил меня.
Лабарту усмехнулся и наклонился к ней, словно хотел поцеловать.
– Ты должна быть осторожна, Шай, – прошептал он. – Возвращайся в свой дом, и тайное пусть останется тайным.
Мир потемнел. Мысли путались, и привычные домашние дела казались непосильной работой. Сестра смеялась и приставала с расспросами, мать же посмотрела внимательно и велела выпить целебный отвар. Шай выпила, до последней капли.
Но отвар не помог. Как не помогли прежде колодезная вода, молоко и молодое вино. Говорить было трудно, глубокий вдох отдавался болью в груди. И повсюду была кровь.
Шай едва могла смотреть на лица родных – слишком ясно видела, как под кожей бежит солнечный огонь, искрится, просится наружу. "Тебе нужна кровь", – так сказал тот, кто осквернил ее и сделал своей рабыней. И еще он сказал: "Никого у тебя нет, кроме меня". Но разве может быть такое? Узы брака можно разорвать, но кровные узы нерушимы.
Остаток дня Шай просидела на заднем дворе. Когда солнце светило на нее, холод отступал и в голове прояснялось. Но по-прежнему было сухо во рту, и боль сворачивалась и разворачивалась внутри, словно клубок змей.
Но когда солнце опустилось за крышу соседнего дома, Шай вышла со двора. Последние закатные лучи – как можно упустить их? Она шла по пыльной улице, пытаясь удержать уходящее тепло. Скоро солнце опустится за горизонт и придет ночь. В темноте ждали страх и боль, нечистота и жажда.
Если все рассказать... Может быть, молитвы и жертвы искупят... Признаться? Но как сказать о таком?
"Позови меня", – сказал ей Лабарту. Она помнила вкус его крови.
– Нет, – прошептала Шай. Она хотела плакать, но могла. Глаза горели, словно в лицо бил ветер пустыни. – Пусть лучше я умру... Я не стану больше...
Кто-то окликнул ее, и Шай едва не прошла мимо. Но опомнилась и привычно произнесла слова приветствия и лишь потом подняла глаза на собеседника.
Он был высок и широк в плечах. На загорелом лице залегли глубокие морщины, но борода и волосы еще не поседели. Спокойный и внимательный взгляд.
Алон.
Ноги сами принесли ее к его дому.
– Что с тобой, дитя? – спросил Алон.