— Что со мной? — прошептал Натан, растеряно взглянув на Лабарту. — Не помню, как пришел сюда... И голова кружится... Йоэль?
— Ты слишком долго был на солнце, — ответил Лабарту. Натан попытался оторваться от стены, пошатнулся, и Лабарту поддержал его, не дав упасть. — Это бывает. Пойдем, я провожу тебя.
***
Лето утекало, как песок сквозь пальцы. Дни уходили один за другим, жаркий ветер нес лишь песок и запах смерти, а редкие вести из внешнего мира не сулили добра. И ночь не приносила покоя. Все чаще Лабарту снился дождь.Вода текла по камням, над головой качалось серое небо, и в туманной мгле звучали голоса тех, кто давно умер. А проснувшись, Лабарту часто не мог понять, явь вокруг него или полуденный кошмар.
Элиша не пришел. Римляне сомкнули кольцо, и теперь на всю крепость был единственный источник воды — колодец во внутреннем дворе. И единственный путь во внешний мир — подземный ход, о котором еще не прознали враги. Но надолго ли это?
Короткие вылазки не приносили ни радости, ни крови, — лишь усталость. И ненависть. Лабарту пытался отбросить эту чувство, но оно прорывалось, снова и снова. Он ненавидел римлян, их язык, оружие, богов, значки их легионов...
Но как не заразиться ненавистью, когда ею полна Бейт-Тора? Люди молились, готовились к смерти, ждали чуда. Но даже машиаху не под силу было разбить легионы, стянутые со всех концов империи. А если господь и решит явить чудо, спасти своих избранных...
Если и так, он не спасет нас с Шимоном. Бог не властен над нами, и потому и помогать нам не будет.
— Йоэль!
Лабарту обернулся. Окликнувший стоял у дверей в зал собраний. Уже не молодой, — морщины у глаз, седина в бороде, но взгляд ясный, и руки еще твердо держат меч. Один из учеников раби Акивы? Да, один из тех, кто покинул мирную жизнь, чтобы пойти за машиахом. Безумцы, все они...
— Разве ты не останешься на молитву, Йоэль?
Лабарту невольно заглянул в зал. Там было тесно — люди сидели вплотную друг к другу, а воздухбыл пропитан запахом пота, голода и страха. Как повсюду в крепости. И это они называют чистым местом? Ничего чистого здесь не осталось...
— У меня дело, — ответил Лабарту, глядя в сторону. — К наси.
Человек в дверях покачал головой.
— Он у раби Элиэзера. Так что ты можешь...
— Не могу, — прервал его Лабарту. Молитвы, субботние светильники, чтение Торы, праздничные жертвы... Все что стало таким привычным за тысячу лет, естественным и простым, вдруг превратилось в то, чем и было вначале — в бессмысленную мишуру, чужие обычаями, чужую веру. — Зачем мне молиться с вами? Я, как и наси, прошу Господа не помогать нам и не препятствовать, и этого мне достаточно.
—Йоэль, не говори таких слов. — Человек шагнул к нему преграждая путь. — Ты еще очень молод, но Писание знаешь прекрасно, и должен понимать...
— Должен? — Лабарту взглянул на говорившего, и тот опустил протянутую руку, отступил с дороги. — Я пришел сюда, чтобы сражаться рядом с Бар-Кохбой, а не выслушивать пустые советы!
И, развернувшись, пошел прочь.
Люди, всего лишь люди, я не должен быть так несдержан...