Странным образом он навевает на Анастасию тоску и уныние.
Улицы встречают немёртвую женщину торжеством жизни и кипящей деятельностью. На них как всегда не протолкнуться, как всегда не развернуться, и Анастасии, за столько лет отвыкшей от чрезмерной оживлённости за мрачными укреплениями Аль-Бетиля, первое время некомфортно от излишка шума и света вокруг. Она морщится, с трудом пробираясь мимо торговцев и мещан, и отводит взгляд, если он случайно падает на золотые блестящие купола церквей Эльрата.
Магия Света теперь для неё равносильна смерти.
Анастасия минует улицы и переулки, выходя из нижнего города, трущоб, в верхний, где квартал знати и церковников, где стоит сам императорский дворец.
— Стой! Кто идёт? — гвардейцы-стражники преграждают Анастасии путь, как только она приближается слишком близко. Женщина откидывает с лица скрывающий его капюшон и отвечает ровным спокойным голосом:
— Я Анастасия Грифон, жрица Культа Паука и младшая сестра принца. Он желал видеть меня в эти дни, и я прибыла так скоро, как смогла.
— Да, миледи, — один из гвардейцев в почтении склоняет голову, но в его голосе Анастасия слышит отголоски затаённой печали. — Принц уже давно ждёт тебя…
Просторные коридоры императорского дворца тоже мало меняются с тех дней, когда Анастасия ступала по ним в последний раз. Она вздрагивает против воли, глядя себе под ноги, не желая оглядываться по сторонам — старые воспоминания вдруг оказываются всё ещё слишком свежими и яркими картинками встают перед глазами.
Здесь её рукой был убит её отец; этими коридорами её вели как преступницу и отцеубийцу на верное заклание; здесь её брат, нынешний принц, принял самое тяжёлое, но в то же время самое необходимое решение; здесь…
— Анастасия? Это ты? — лакей кланяется низко вечно юной жрице, открывая перед ней дверь.
Анастасия колеблется несколько мгновений, с болью и печалью глядя на больного старика, лежащего на широкой кровати. Лакей, меж тем, закрывает всё-таки двери, и гостья делает несколько шагов вперёд.
На старческом, покрытом морщинами лице её брата расцветает почти по-детски искренняя улыбка.
— Я знал, что ты придёшь ко мне, — голос Антона слаб и почти неслышим; он смотрит из-под полуприкрытых век глазами, потерявшими остроту зрения, и протягивает к своей вечно юной гостье старческие иссохшие руки, обтянутые морщинистой дряблой кожей.
Анастасия смотрит на своего брата и не узнаёт его; не узнаёт того пышущего жизнью и силой решительного юношу, которым он был. Острая боль пронзает всё её естество, но она всё же заставляет себя подойти ближе и опуститься на стул рядом с кроватью.
— Я здесь, Антон, — голос её горчит сожалением и тоской, и её старший брат улыбается с безмятежным пониманием. Ловит слабыми руками ледяную руку сестры и с дрожащей в сухих ладонях силой сжимает её.
— Не печалься, сестра моя, — смотрит прямо на неё, но не видит её подёрнутыми дымкой глазами. — Кто, как не ты, знает цену и красоту жизни и смерти.
Антон тяжело, судорожно выдыхает и замолкает надолго. Анастасия с болью и принятием смотрит в лицо своего брата. Некогда молодое, красивое и волевое, теперь оно теряет свой цвет, черты сглаживаются, а кожу прорезают глубокие впадины морщин. Старость не щадит никого, даже сияющего принца, и Старуха накладывает на него свою печать, потихоньку укорачивая нить.
Она же, навсегда молодая и юная, действительно как никто чувствует это. И в то же время ей самой никогда не дано будет познать это на собственном опыте.
Вся её семья, все кого она знала и любила, рано или поздно уйдут. Отправятся к Асхе, оставив после себя лишь прах да кости, в то время как Анастасия будет продолжать жить.