— Однажды я тебе покажу мир, — обещала Росава часто, глядя на сына с гордостью. — Ты не похож на людей, но ты их породы…
— Мне и здесь хорошо, — пожимал плечами Пересвет.
В лесу под горой не было одиноко: ее посещали другие ведьмы, всегда можно было обратиться к лесным духам… Те любили Пересвета и часто играли с ним в детстве, пока тому не наскучили ребяческие забавы.
Однажды Росава украла для него клинок, но сын выглядел с ним так нелепо и неловко, что ей по настоянию Пересвета пришлось вернуть меч на место: хорошая сталь стоила дорого, а деревенской семье скоро нужно было отправлять сына на войну. Росава послушалась. Люди еще долго потом ругали ни в чем не повинного домового, когда меч нашелся…
Он не был воином, ее Пересвет. Да и сама Росава никогда не была, хотя среди ведьм немало тех, кто любит битву. Она предпочитала уединенную пещеру и лесную свободу.
Но как-то утром Росава увидела кровавый рассвет и тогда поняла, что счастливым дням пришел конец. Пыталась отослать Пересвета, но толком не объяснила своего беспокойства, и упрямый сын остался. Ему было двенадцать весен, и он становился все более непокорным — как и любой юнец.
Они пришли вскоре, поднялись к пещере. В руках сверкало оружие — и с ним люди выглядели угрожающе, и Росаве не хотелось смеяться. За ними следовал священник, бормоча молитвы, и Росава почувствовала слабую боль, бьющую в висок. А потом вперед вышел человек — староста деревни, как назвался. Походил на Пересвета, как отражение на воде. Зыбкое от прожитых лет.
— Ты моего сына украла, ведьма! — запальчиво выкрикнул он, оглядев и Росаву, и мальчишку, что стоял с ней рядом. Они знали, что будут закрывать друг друга собой, а потом встали плечом к плечу.
— Я его не крала! — прошипела Росава. — Твоя жена убила его. Или ты приказал это сделать — мне до того нет дела! У ребенка не было имени, и я назвала его — Пересвет. У него не было родни, и я забрала его.
— Ты лжешь! — рявкнул староста. — Я искал своего сына! А ты… сорока-воровка — это все знают!
Люди поддержали его ревом. Они не боялись ведьму, потому что их было много. Потому что проклятый священник все молился своему богу. И потому что Росава не могла бы похоронить их всех под этой город, пока рядом стоял ее сын.
Она пожалела, что вернула меч. Так она бы забрала чью-то жизнь с собой.
Росава рванулась, выпуская когти, зарычала диким зверем, схлестываясь с каким-то воином, кинувшимся прикрыть своим телом старосту. Но на нее накинули сверху сеть, и та стала жечься — конопля! Росава завыла, застонала, вцепляясь в сетку руками, пытаясь ее разодрать — но тщетно.
— Мама! — до нее донесся крик Пересвета, кинувшегося к ней из рук мужчин. — Что вы делаете?!
— Беги! — вскричала она.
Сил ее хватило бы, может, чтобы освободиться. Но она схватилась за Пересвета, дернула его с места, направляя куда-то далеко, дальше отсюда, от ужасных людей, от жгучих сетей, от сказок про сороку-воровку. Он закричал, пытаясь вырваться, вернуться к ней, но сильный вихрь подхватил его и потащил прочь, сметя половину крестьянского воинства.
Обессиленная, Росава упала на землю.
Потом говорили — когда ведьму сжигали, она только смеялась. И кричала в небо, что она не украла ни одного дитя — что всех их загубили люди этой деревни и окрестных, заслышавшие про страшную ведьму.
Но ее уже никто не слушал.
========== 7. наличник ==========
Наличники на этой избе были странные. Кощей остановился, поглядел внимательно, рассматривая искусную работу какого-то неизвестного плотника — и узнавать его судьбу отнюдь не хотелось. Он знал, что наличники на окнах обыкновенно изображали устройство мира: сверху небо, раскинувшееся, великое, снизу — земная твердь, населенная людьми и прочими тварями.
Но эта изба казалась странной, какой-то неправильной.