Но потом она вспомнила, какой ценой, как темнели столбы дыма над Белгородом, и Глафире захотелось расплакаться, как маленькой девочке. Ее еще не хоронили — но сотни других девушек все равно положили в могилы, и их уже никто не спасет.
========== 16. перепутье ==========
Комментарий к 16. перепутье
ребята из “вороного” снова с нами!
— А-а, княжич, — протянула Сольвейг.
Она наблюдала, как пленного Драгомира сгружают перед ней на колени. Он не слишком-то сопротивлялся: приходится убрать княжескую гордость куда подальше, когда перед лицом маячит столько обнаженных клинков. Разбойники тревожно озирались, оглядывали округу, словно боялись, что за ближайшим кустом Драгомир припрятал небольшую армию. Двух его провожатых скрутили вместе с ним, однако именно он удостоился внимания главаря грабителей — потому что уверенно назвал ее по имени.
Сольвейг, судя по тому, как нахмурилась, его имя позабыла, однако лицо отдаленно помнила, и это удержало ее от расправы. То, что он пережил первую встречу с разбойницей, убедило Драгомира в том, что она была скорее милосердной — отнимала деньги и лошадей, но не жизни.
— Меня зовут Драгомир Московский, — сказал он. — А ты Сольвейг-Соловей, — Драгомир чуть склонил голову, но рыжая разбойница выглядела не слишком-то польщенной, скорее — настороженной и хищной, как изготовившаяся к высокому прыжку кошка. Ладонь лежала на рукояти меча, она подозрительно оглядывала Драгомира.
— Ты меня искал, — догадалась Сольвейг. — Из последнего ума выжил, княжич? Смерти захотелось? А может быть, мести? — усмехнулась она. — Тогда тебе стоило получше подготовиться.
Он медленно кивнул. Вспомнил, как прибрел в стольный Китеж-град, больше похожий на оборванца, чем на посланника молодого княжества. Драгомиру пришлось долго доказывать, кто он такой, прежде чем его допустили в терем — и то повезло, что при китежском князе оказался один вояка, давний приятель отца Драгомира, Всеволода, который за него поручился.
Но он не держал на Сольвейг зла. Напротив, даже иногда поминал ее в радениях Белому Богу, хотя едва ли успевал отмаливать новые грехи разбойницы. Она обошлась с ним и вполовину не так жестоко, как любой другой грабитель с большой дороги.
— Я ищу убийц князя Игоря, — сказал Драгомир, прищурившись. — Знаешь такого? Правил тут неподалеку, в Твери, почти десять лет, а потом кто-то на дороге перерезал ему горло. Тверские хотят отобрать наши земли, и это отличный повод…
— И ты решил, что это я убила князя? — гневно спросила Сольвейг, повысив голос. Она и правда выглядела оскорбленной. — Я не лезу в ваших глупые дрязги…
Драгомир хмыкнул. Он отчасти тоже так считал, презирал всю эту непрестанную вражду, резню. Она возобновилась снова, как только пал Китеж-град и власти над княжествами не стало. Теперь они с Тверью боролись за ближайшие земли, а дальше… настолько далеко в будущее Драгомир не отваживался загадывать, чтобы не спугнуть удачу, однако мечты его отца простирались едва ли не до осиротевшей земли китежской.
Но сначала, уж конечно, надо было уладить спор с соседями.
— Нет, госпожа, но я подумал, что ты можешь знать, кто убил князя Игоря, — попробовал Драгомир, хотя это было странно — так почтительно говорить с разбойницей. Он был на своей земле, и по-хорошему княжичу полагалось схватить и вздернуть наглую девчонку.
Видя, что он пришел не за дракой, Сольвейг приказала развязать Драгомира. И, хотя оружие по-прежнему держали наготове, он почувствовал себя свободнее. Даже смог улыбнуться — хотя бы бледной тенью улыбки.
— Я узнал, что неподалеку от границы стоит на перепутье какой-то загадочный камень с пророческими надписями и сразу вспомнил про тебя, — признался Драгомир.
Он следовал за Сольвейг, которая шла решительным шагом через разбойничий лагерь. Ее банда разрослась — или же в прошлый раз, несколько лет назад, Драгомир видел лишь горстку людей. Сейчас они миновали попросту построенные лесные шалаши — разбойников укрывала природа, высокие деревья, смыкающие кроны над головой. Пахло приятно — подлеском и какой-то нехитрой пищей, которая тут же напомнила Драгомиру о военных походах, в которых он бывал.