Но Руслав понял, что война началась, когда первые ряды пеших воинов двинулись к крепости. Боевой клич потух. Руслав в волнении наблюдал, как темные человеческие волны докатываются до стены, разбиваясь об нее.
Потом дядька рявкнул, чтобы они тоже собирались к бою. Передовой отряд немного отступил — сопротивлялся город ожесточенно, даже приставить лестницы, которые приволокли к стене, не дали, разбили ее сброшенными камнями, как рассказал один из воинов, натолкнувшийся на отряды новобранцев. Руслав в изумлении понял, что это один из тех, кто решил сбежать с поля боя без приказа… Он стиснул зубы, пообещал, что никогда таким не станет.
Рядом с ним стояли юнцы, нескладные и нелепые, с бледными лицами и трясущимися губами. И на краткий миг в голову к Руславу закралась мысль, что он сам выглядит точно так же.
Они пересекли поле бегом, и ближе к крепости в груди заломило. Высокая жесткая трава немилосердно стегала по ногам, словно и земля была на вражеской стороне. Руслав запоздало вспомнил про оберег, но не разобрал в памяти ни одной молитвы, ни старой, ни новой, да и не сумел бы вытащить безыскусную деревяшку из-под нагрудника, чтобы сжать в ладони. Он оказался под стеной, в которой темнел пролом — чуть позади стоял большой камнемет. Отряду Руслава повезло подойти, когда тот уже швырнул огромный булыжник, потому как зашибло им и своих, и чужих…
Руслав замер как вкопанный, увидев расплескавшуюся кровь, осоловело моргнул. Виски сдавило, голова заныла, и он отчаянно почувствовал, как ему становится дурно… Но перед боем он не проглотил ни кусочка, так что Руслав просто стоял с мечом в руках. Перед ним лежали тела — переломанные, иссеченные, с вонзенными стрелами. Какой-то воин стонал, прижимая руки к вспоротому животу, из которого вываливалась сизая требуха. Торчал обломками частокол…
Дядька подтолкнул его в спину, заставляя шагнуть в кошмарную битву в крепости.
***
Дыхание вырывалось с хрипом, во рту было влажно. Бок жгло, и Руслав слабо поскуливал от ужаса, трогая пылающую рану на боку. Его пырнул какой-то юнец, отражение его в мутной воде… И он ничего не смог сделать, неловкий и непривычный к мечу. И теперь он умирал, истекая кровью. Беспомощно смотрел на то, как войско его князя оттесняют, а его товарищи падают в землю. В размытую грязь.
К нему склонился тот мальчишка с луком, что пришел в этот ужас вместе с Руславом. Говорил что-то, пытался поднять и оттащить, куда отступали другие, но сил не хватило. Что-то кричал… Рыжие волосы растрепались, глаза поблескивали, и все это рассыпалось в голове Руслава отдельными всполохами. Он вдруг понял, что перед ним девчонка, хлюпающая носом.
Она удивительно напоминала его сестру. Но это был, конечно, предсмертный бред.
— Как тебя… — прохрипел он.
— Сольвейг, — чудом расслышалось.
С большим трудом, чувствуя, как из глубокой раны плеснуло кровью, Руслав вытащил амулет. Оборвал шнурок. Сольвейг еще что-то бормотала, уговаривая его подняться, но Руслав отдал ей амулет, даже если это стоило ему последних сил. Если его оберег не спас, то, может, поможет этой отчаянной лохматой девчонке?
— Уходи, — велел он, ненадолго вновь чувствуя себя героем из легенд.
И Сольвейг побежала, а Руслав сидел, привалившись к стене в чужой крепости, и чувствовал, как угасает жизнь.
Не стоило ему уходить из дома.
========== 23. гниль ==========
— Гнилью несет, — пожаловался Ратмир и бросил короткий взгляд на воеводу. Мальчишка переступал с ноги на ноги и почти громыхал всем железом, что было на него надето, — и казался на редкость нелепым рядом со стойким Мстиславом.