— Так как бы ты преподал им урок? — спросил я его.
— На самом деле не думал об этом.
— Правда?
— Ну ладно, я бы заставил их поцеловать друг друга, — сказал он через долю секунды.
— Что?
— Пирса и его дружков… Перед всем классом… Я заставил бы их целовать друг друга. Таким образом, они больше не смогли бы называть меня геем.
— Думаешь, они не смогли бы?
— Конечно, нет…
Свет погас, и экран ожил. Дэвид прошептал мне:
— Если все увидят, как они целуются… Они вряд ли смогут продолжать называть меня геем!
Я не ответил ему. Я полагаю, что всё, что было сказано, было правдой.
— Как бы ты заставил их поцеловаться? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Я не знаю… Помахать пистолетом у них перед лицом?
Я засмеялся.
— Ты представлял это, не так ли?
— Очень много раз, — сразу ответил он. — Хочешь моего попкорна? — он наклонил ко мне свой большой стакан с попкорном.
Я покачал головой.
— Нет, спасибо. Ненавижу попкорн. Как дерьмо на вкус.
* * *
На моём лице расплылась улыбка, когда по подбородку Хлои потекло свежее собачье дерьмо. Полагаю, это из-за небольшого времени в духовке оно стало жидким? Этого следовало ожидать, но это не проблема. Ей, наверное, было ещё хуже, когда дерьмо стекало по её лицу. Она будет чувствовать его привкус несколько дней. Как только она поняла, что это было, она прикрыла рот ладонью, а потом выплюнула торт на пол.
— Нет! — закричал я. — Ты должна съесть всё это!
Я схватил торт и засунул ей в рот. Моя рука сжала её лицо, чтобы она не выплюнула ещё раз. Она боролась в моих руках, но я не отпускал её, пока не почувствовал, что она проглотила оставшуюся часть этого.
— Вот и всё… Хорошая девочка…
Я не мог не думать о Ребекке, которая проглотила и мой собственный яд. Улыбка расплылась по моему лицу. Как только я отпустил Хлою, её вырвало на пол. Здесь начинает пахнуть… Кровью, рвотой, дерьмом и смрадом страха. Слава богу, урок почти закончился. Приятно будет подышать свежим воздухом.
— Теперь ты можешь сесть, — прошептал я Хлое, когда она закончила рвать тем, что она ела, на пол.
Она встала и пошла обратно на своё место, плюясь на ходу.
— За это ты сгоришь в аду, — сказала миссис Прайс. — Ты знаешь это, не так ли?
Она меня больше не боялась. Она выглядела рассерженной. Знакомое выражение, к которому мы, как класс, привыкли. Может, она знала, что я на самом деле ни в кого не буду стрелять?
— Твои мама и папа будут известны во всём мире после того, что ты сделал. Ты будешь гнить в тюрьме, а потом в аду, и им придётся смириться с последствиями твоих действий.
— Тогда я думаю, ад будет переполнен, потому что все мы будем там.
— Просто отпусти нас, прежде чем ты сделаешь то, о чём потом пожалеешь.
— Я ни о чём сегодня не пожалею.
— Ты говоришь это сейчас, но в ближайшие годы… Ты поймёшь… Это был неправильный путь…
Я повернулся к Дэвиду позади меня. Выражение его лица… Он грустно смотрел. Лицо Линдси… Я только что увидел, как её мучитель ест собачье дерьмо… Я не пожалею о сегодняшнем дне.
— Когда вы закончите, — сказал я, — мы продолжим. Нам ещё многое предстоит сделать.
— Ты псих, — продолжила она.
— Нет. Я продукт своего окружения. Вы… Вы все, кто здесь сидите… Вы все сделали меня таким.
— Это чушь, — сказала миссис Прайс.
Я знал, что могу рассчитывать на неё в том, чтобы испортить мне кайф.
— Над учениками издеваются каждый день. Но где ты видел, чтобы они держали свой класс в заложниках?
— Я никого не держу в заложниках! Как только прозвенит звонок, вы все сможете уйти.