Так они и до моего учителя Крепимира дошли. И узнал я историю ту, рассказанную шумно, со всхлипами и отчаянными мужскими слезами, размазываемую по лицу. Торопливо и не очень понятно рассказываемую. Сам отец тот уже был едва живой от усталости и волнений. Был у него и второй сын, постарше, но тот на второй своей битве погиб. Красиво погиб – отец сам то видел – но и толку-то с того?
- На хрен сдалась нам эта война?! – прокричал, сорвавшись, крестьянин.
И запали мне в душу его слова.
А лекарь слушал, кивал, вздыхал сочувственно, да рану проверял, ножом надрезал плоть, смотреть, как далеко уже пробрался гной. Спокойно червяков из раны пальцами достал. А меня тогда стошнило. Прямо на пол. И, отчасти, до супа учителя моего, день уже не евшего из-за наплыва посетителей, достал.
Смутился я тогда, страшно. Извинялся. Долго бы извинялся, но учитель меня жестом оборвал. Наказал принести из подвала склянки и горшки с мазями, заварить отвар. А сыну своему, ученику, да второму ученику, из пришлых, сыну какого-то бродяги нищего, погибшего от голода близ ворот Связьгорода ещё прошлой зимой, велел «принести ящик с ножами».
На меня серьёзно так тогда посмотрел.
- Ногу будем резать, - сказал, - На это только одна надежда. Убрать часть, чтоб спасти остальное тело.
Отец и без того не отличавшийся здоровым видом кожи, стал ещё белее. Но, кивнул, поникнув.
- Резать так резать, - тихо он сказал, - Ежели только на это надежда осталась – надо резать.
- Вы не волнуйтесь, я вам за просто так ногу деревянную сыну сделаю! – бодро объявил второй ученик, - Я папане моему уже три ноги сделал, покуда он ещё ходил со мной. И другим делал, много. Так вырежу, да так прицеплю, что и ваш парень снова ходить сможет.
- Но ты выдержишь ли это, Вячеслав? – спросил Крепимир, устало к стене головой прислонившись.
- Будет тебе первая твоя битва солидная! – хлопнул меня по плечу сын бродяги, пробегая мимо, в чулан за лекарскими инструментами для тяжёлых случаев.
Я вначале было обрадовался, что мне позволят при операции такой присутствовать, потом ещё и Крепимир али ученики его всё растолкуют, как в таких случаях надобно делать. И я после того солидный уже лекарский ученик буду. Да и… вроде как в школе лекарской учеников до таких дел допускают только на второй или третий год.
Но мне уже поплохело от видов игл и принесённых ножей. А стоять и смотреть, как отрубают ребёнку ногу, а он вырывается и плачет, даже согласившийся, даже вроде уснувший от сонного отвара, но разбуженный болью, я и вовсе не сумел…
Выбежал сам – я-то ещё мог оттуда убежать – и полдня в кладовке потом прорыдал, уши затыкая. И понял я тогда, что совсем уж лекаря, приличного, из меня не выйдет.