— Ты собираешься сказать, что сделал это только под влиянием момента, верно?
Джеймс смотрит на своего брата.
— Я позвал тебя, потому что ты несёшь ответственность за всё это. Ты всегда это делал.
— Ты выпустил меня сегодня по той же причине, что и тогда.
— Я бы хотел, чтобы ты остался мёртвым, когда я убил тебя, — выплёвывает Джеймс. — Все мои проблемы начинаются и заканчиваются тобой.
Креб моргает. На мгновение его глаза прекращают движение и сосредотачиваются на Джеймсе.
— Ну-ну, младший брат. Похоже, ты немного изменился со времени нашей последней встречи. В одну секунду ты нападаешь на своего брата, а в следующую — обвиняешь его.
— Но это правда.
— Нет, — говорит Креб, больше не улыбаясь. — По правде говоря, ты этого хотел. И мы слишком давно не наслаждались семейным отдыхом.
Снова слышится звонок в дверь, за ним следует звук ключей в замке.
Креб фыркает, его асимметричные глаза вращаются, как будто он учуял восхитительный аромат.
— М-м-м, что это?
Табби поворачивает голову, когда миссис Холден кричит снизу:
— Джеймс! Табби! Мы вошли внутрь, чтобы посмотреть, не понадобится ли вам небольшая помощь, пока вы больны, хорошо?
— Сладкий аромат, — бормочет Креб. — Вонь от незнакомцев.
Когда Табби оглядывается, Креб уже исчезает.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Хейли достигает входной двери Дома Грязи со звуком Дэймона, встающего на ноги позади неё.
Когда она тянет за ручку, она вспоминает, что единственный выход — через кухонную дверь. Она разворачивается на сто восемьдесят градусов и видит Дэймона, стоящего на полпути вверх по лестнице, деревянная балка перил всё ещё пронизана кровоточащим глазом. Он спускается, шатко, но решительно.
Хейли спешит по коридору, чуть не поскользнувшись на клочке останков Иви, стекающей с лестничной площадки наверху.
На кухне она дёргает крепкую дверь, но толстый замок, висящий с другой стороны, позволяет ей лишь приоткрыть щель. Она протискивает сначала правую руку через щель, затем плечо, колено и правую грудь. Затем она проталкивается лицом в холодный, залитый дневным светом сад, опасаясь осколков, а затем — правой ногой, так что она оказывается на полпути, но край двери цепляет одну ягодицу.
Хейли тогда пошутила о том, что не сможет протиснуть свой зад. Теперь ей кажется, что за последний час она выросла на пару размеров.
Всё ещё внутри дома, Дэймон кричит:
— Тебе понравится, Хейли! Тебе понравится вкус моего особого шоколада…
Крякнув, Хейли протягивает оба бедра, когда что-то тёплое и влажное обвивается вокруг её запястья. Она визжит, слыша, как Дэймон задыхается позади неё.
Хейли поворачивает голову и смотрит в его оставшийся глаз, который быстро мигает. Под раной от кола и двумя реками, которые стекают из другого глаза, одна коричневая, другая алая, открыт слюнявый рот Дэймона. Похоже, он в экстазе.
Дэймон тянет её за руку. Она смотрит вниз.
Через пространство в дверном косяке её схватила не его рука. Его фекальный член обвился вокруг её запястья, как тёмная слизистая змея, и тянет её обратно в Дом Грязи.
Задыхаясь, она выкручивает руку. Она проходит гладко с мерцающими выделениями Дэймона, поэтому Хейли приседает и вытирает их о траву, кашляя от отвращения.
Дэймон протягивает руку и прижимается лицом к щели. Балка перил, пронзающая его голову, стукнулась о дверной косяк.
— Вернись внутрь и высоси меня досуха, — говорит он, пытаясь прижаться к преграде.
Хейли отступает, сжимая ключи от машины, но боясь отвести взгляд от неуклюжего существа, которое когда-то было красивым парнем.
Дэймон отстраняется, а затем ударяет плечом вперёд. Висячий замок звякает. Кол в его глазнице сталкивается с прочной рамой, открывая верхнюю левую часть его черепа, как консервную банку с шоколадным соусом и копчёным лососем. Глыбы кровавых жидкостей и костей высыпаются из его разинутой головы, и балка перил падает на землю.
С криком Хейли вскакивает на ноги.
Даже несмотря на свою тревогу, она понимает, что её зовёт что-то ещё, что-то в другом конце сада.
Когда эта мысль приходит ей в голову, Дэймон тоже останавливается. Его единственный глаз скользит к месту позади неё, и они несколько мгновений стоят лицом друг к другу, вздымаясь грудью, оба разума явно заняты одним и тем же: дырой в бетонном полу сарая.