И снова Джеймс обнаруживает, что смотрит не только на своего брата Креба, но и на демонического Шоколадника.
— Я ТАК РАД, ЧТО ТЫ ВЕРНУЛСЯ, ДОРОГОЙ БРАТ, — рычит Шоколадник, его голос звучит так же низко, как бормотание, как вздутие живота. — И ТЫ ТАКЖЕ ПРИВЁЛ СЕМЬЮ.
Джеймс поворачивается к своим родным — жене и сыну — и видит, что «особый коричневый» полностью контролирует их. Табби нагадила в свои ладони и, пригнувшись, протягивает их сыну. Райан мечется вокруг неё, как трёхногий пёс, волоча за собой пурпурную трубку. Он останавливается перед ней и поднимается в собачью позу, затем кладёт рот-трубку ей в ладони и всасывает её подношение.
— Мы должны были прийти, не так ли, Креб? — говорит Джеймс, чувствуя горькое облегчение, произнося имя своего брата. — Ты хотел, чтобы мы были здесь, и у тебя все карты.
Руки Шоколадника поднимаются из жижи, а его пальцы растягиваются, напоминая верёвки извилистых внутренностей.
— ТЫ САМ ХОТЕЛ ПРИЙТИ. ВОТ ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ ПОЗВАЛ.
Джеймс понимает, что его брат прав. Все эти попытки сопротивляться произнесению имени Креба, и вся эта травма переросла в страх; это было только крайнее желание Джеймса к нему и его шоколаду, искажённое в форме отвращения.
— Почему так должно быть? — спрашивает Джеймс. — Когда я выпустил тебя из спальни всё то время назад, почему ты не мог просто уйти? Почему ты всегда должен причинять людям боль?
Анусы, разбросанные по телу Шоколадника, надуваются и пускают слюни, когда его длинные пальцы бьют по луже.
— ТЫ ДУМАЕШЬ, Я ХОТЕЛ РОДИТЬСЯ? ТЫ ДУМАЕШЬ, Я ХОТЕЛ БЫТЬ ЗАКРЫТЫМ НА ЧЕРДАКЕ НА ВСЕ ЭТИ ГОДЫ ДО САМОГО КОНЦА, НЕ ИМЕЯ НИЧЕГО И НИКОГО В КОМПАНИИ, КРОМЕ ШОКОЛАДА? Я УМОЛЯЛ МАМУ И ПАПУ ПОЗВОЛИТЬ МНЕ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА, В ДЫРУ, НО ОНИ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛИ. ТАК ЧТО Я ПРОСТО ЛЕЖАЛ ТАМ, ПРИСТЁГНУТЫЙ, ПОКА ТЫ НЕ ОСВОБОДИЛ МЕНЯ.
— Всё испорчено из-за тебя, — говорит Джеймс.
— ВСЁ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ДЕРЬМО, ДОРОГОЙ БРАТ.
— Это не должно было так заканчиваться.
— ЗДЕСЬ ВСЁ ЕСТЬ. СЕМЬЯ… И ШОКОЛАД.
Джеймс чувствует, что толкает неподвижный предмет. Спор с пустотой.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы остались здесь? Как настоящая семья?
— ДА — ОСТАВАЙТЕСЬ ЗДЕСЬ И ЖИВИТЕ ВСЕГДА. ВМЕСТЕ.
Джеймс смотрит на свою жену и ребёнка, поглощённых их грязью, и понимает, что часть его хочет именно этого: снова почувствовать близость со своей семьёй, любой ценой.
— Значит, ты сможешь сохранить нам жизнь?
— СЛУШАЙ, — говорит Шоколадник.
Джеймс слушает и снова замечает далёкое бормотание.
— Я ПРИВЁЛ С СОБОЙ НЕКОТОРЫХ НОВЫХ ДРУЗЕЙ. ОНИ МОГУТ ДЕЛАТЬ РАЗНЫЕ ВОЗМОЖНЫЕ И НЕВОЗМОЖНЫЕ ВЕЩИ.
Джеймс верит своему брату и вытесняет его следующие слова.
— Хорошо. Мы останемся при одном условии.
Вращающиеся глаза Шоколадника Креба останавливают танец, и несколько его похожих на кишечник щупалец перестают шевелиться.
— УСЛОВИЕ?
— Оставь Хейли в покое, — говорит Джеймс. — У тебя есть трое из нас, и этого должно быть достаточно.
Шоколадник в задумчивости закрывает свой эпический рот.
— ТЫ ПОПРОБУЕШЬ «ОСОБЫЙ КОРИЧНЕВЫЙ»?
— Да. Если ты пообещаешь, что моя дочь в безопасности.
Сверкающие щупальца опускаются с потолка по спирали вокруг ближайшего к Джеймсу валуна. Они тащат Шоколадника к краю тёмного пруда, и, как и двадцать два года назад, Джеймс видит, что у его брата снова нет ног; только извивающиеся щупальца.
— ТЫ ДОЛЖЕН ЭТО СДЕЛАТЬ СТАРЫМ СПОСОБОМ, КОРИЧНЕВОЙ ИГРОЙ.
— Да. Старым способом, — говорит Джеймс.
Его горло сжимается при этой мысли, но становится трудно сказать, отвращение это или предвкушение. Его рот начинает выделять слюни.
Щупальца разворачивают безногого Шоколадника и тащат его на ближайший валун.
Джеймс смотрит на созвездие анусов на спине его брата. Зияющие, подмигивающие отверстия и затемнённые контуры нижней части позвоночника Шоколадника изображают лицо: две протекающие ямы вместо глаз и полувыпавшая прямая кишка вместо носа. Признание наполняет Джеймса, когда он сосредотачивается между сморщенными кистозными ягодицами своего брата и его главным анусом. Он щёлкает зубами и говорит:
— Я так горжусь тобой, Джеймс. Я знала, что ты не сможешь нас бросить.
— Мама? — Джеймс выдыхает.